- Милый мой Симфотакис, если все не уместится, значит, кто-то умрет.
- Это очень печально, но я-то что могу сделать?
- Всего-навсего выйти из катера.
Такис даже взвизгнул:
- Катер без меня - всего лишь груда металла и биопластика, вегикл без маневра.
- Да не нужно ему маневра. Ему всего-то и нужно пройти обратным путем. Ну вот ты сам скажи, какова вероятность пройти обратным путем?
- Девяносто девять и девятьсот девяносто семь тысячных процента. Но три тысячных остаются!
- Но ты же мудр, Симфотакис! Ты же понимаешь, что значит риск в три тысячных процента.
- Риск, возможно, невелик, - соглашался Симфотакис, - а ты обо мне подумал? У меня, между прочим, тоже кое-какие права имеются. Я, между прочим, тоже существо, а не думающая субстанция. И катер этот - мое тело. От меня неотъемлемое.
- Почему же неотъемлемое, - убеждал Пилот. - Тебе всего-то и надо сварганить себе какие-нибудь временные ходули, ведь ты же понимаешь, что если ты в катере останешься, все больные не вместятся.
- Без тебя эта штука прекрасно полетит, а вот без меня…
- Да ведь и без тебя полетит! Главное, обратный путь ей задать. Реверс!
Пришел вечер.
- Ну вот, - сказал Мэллар. - Вот и все. Пора начинать.
Пилот в знак возмущения плотно сжал веки и завел глаза к надбровным дугам, да так, что стало больно.
Тела были уложены на летающие тележки. После того, как больным купировали дыхание, они обмякли, словно болезнь, съедавшая их, ушла вникуда, в космос.
Жуток был Ченджи, грозящий небу новоприобретенной колючей, неухоженной бородкой и оскалом желтых зубов, не смешон Ивановну Маттиасс Эгнули, томный бандит, всю жизнь искавший себе место в этой Вселенной и теперь грозно застывший каждой черточкой своего лица при безвольном теле; а русский этот, со сложным именем, распялил под простыней рот и брови свел страдальчески, будто пел дамский шлягер; тихо и беспрекословно прятался под простынями когда-то горячечный Ностраган - утратив дыхание, он удивительно потерял в объеме.
С каждым Мэллар прощался отдельно, и попрощавшись, сам подавал команду на отключение, то есть на купирование дыхания, всякий раз при этом неодобрительно поваживал головой и бросал быстрый взгляд на Пилота, который натянул на себя маску безучастности, да так в ней и оставался. Это было легче, чем помнить про болезнь, хотя сейчас она никак не проявляла себя - Пилот был деятелен и чувствовал себя неплохо.
И все говорили Мэллару: ты жди, я никуда не денусь, черт с ними со всеми, я вернусь.
- Не хочешь поучаствовать? - посреди прощаний спросил Мэллар.
- Еще чего! - сказал Пилот, хотя Мэллар к нему не оборачивался, да и вообще никак не обозначил адресность вопроса, разве голос чуть-чуть повысил.
- Правильно, - ответил Мэллар.
- Узнай у него… - сказал Мэллару очередной больной, но в этот момент ему купировали дыхание… Мэллар уже шел к другому. Пилот дернулся было, он отчаянно захотел выяснить, что же такого хотел у него узнать этот больной.
Проблем с транспортировкой тел к катеру не было. Их перетаскивали наверх так же, как обычно перетаскивают синакон - на низких тележках с громадным количеством мелких желтых колесиков. Тележки выставились в два неравных ряда, перед Баззой, а от той до Баррака было не более шестидесяти шагов. Платформы тележек были исполнены в основном из коксового дерева, которое выращивается из домовых зерен и вообще очень экономично, но четыре самых старых, самых музейных, сколоченных еще по тетрафузионной технологии, были СНП-кальциевые и неприятно блестели.
Тележка транспортировалась к катеру так: как только подавался стартовый сигнал (в данном случае голосовая команда Мэллара), она начинала мелко ерзать, потом издавала взволнованное и скрипучее аханье, била воздухом в землю, отчего синаконовый запах обострялся, и наконец поднималась вертикально вверх, на высоту примерно в полтора метра. При этом между ее бешено жужжащими колесиками возникал искристый, клубящийся, причудливых форм туман, сизый и злобный. Невыносимо скрежеща (Мэллар объяснил, что скрежет давно уже добавлен был «для эстетики»), тележка начинала свой путь над тропинкой, иногда ускоряясь, иногда почти останавливаясь. Добравшись до обрыва, она вновь ахала и взмывала вверх - смотреть на это было страшно, так и казалось, что груз ее вот-вот сверзится вниз, так как взлетала она, не соблюдая горизонтальность платформы; далее успокаивалась и дергано плыла к катеру, не забывая бешено скрежетать, чем - один Интеллектор знает.
