Лицо Кейдада застыло, превратилось в каменную маску. Он проговорил:
— Это не подлежит обсуждению.
По-иански заявление прозвучало куда сильнее: Старейшина употребил философическую негативную модальность, абсолютное отрицание, применимое в подобных заявлениях как универсально-категоричное.
— То есть проблемы не существует? — рискнул спросить Лем, покопавшись в своем словаре официального местного языка. Он изучал его в первые годы по прибытию на эту планету, но затем не применял. — Или она… э-э… не подлежит обсуждению?
Древний сложный язык мог подразумевать оба понятия.
— Не подлежит, — ответил Гойдел.
Остальные ианцы выразили согласие.
— Иными словами, — сказал доктор на своем языке, — все будет исполнено, одобряем мы это или нет.
Молчание.
— Понимаю, — снова заговорил доктор Лем. — Следовательно, некогда гордый народ Иана настолько отчаялся воскресить свою древнюю славу, что нанял себе в помощь человека.
Сказал — и замер. В памяти возникли насмешливые слова Чарта: тот говорил, что из-за долгой жизни среди ианцев Лем позабыл, как надо формулировать оскорбление. Но сейчас, однако, Лем попал в точку — прежде он не видел ианцев в таком бешенстве. Гойдел трясся, сжимая кулаки. Кейдад двигал ртом, словно пытался что-то сказать. Только Ветчо не утратил власти над своим телом — поднялся и мгновенно вскинул руку, указывая на дверь. Приказал:
— Вон!
— Поднимайтесь медленно, — шепнул доктор. — Без спешки. Идите так, словно вам на них наплевать. Не прощайтесь.
Его друзья боязливо двинулись к двери. Он тоже встал — неуклюже, потому что затекли ноги, — и громко сказал:
— Очень жаль. Когда я сюда прибыл, то полагал, что ианцам должно быть присуще чувство гордости… — Говоря это, он думал: тогда было еще и самолюбие, и самоуважение, и чувство чести, и многое другое. — Теперь стало понятно, что гордость погибнет, если ее не поддержит иноземный наемник. Стыдно. Я разочарован. Возможно, нам надо поискать более достойную планету.
Последние слова он произнес, повернувшись спиной к ианцам. Харриет и Тоси выходили в дверь, Джек и Дуччи шли за ними.
Лема схватили за тощее плечо. Возможно, впервые в истории разгневанный ианец поступал так с человеком. И Ветчо воистину был разъярен: темные глаза горели на светлом лице, похожем на маску.
— Как хочешь, уезжай или оставайся! — прохрипел он. — Говоришь, будто мы наняли этого Чарта? Наняли? Глупец! Мы этого не понимаем — «нанять», заплатить кому-нибудь за то, чего он не хочет делать. Он прибыл сюда и попросил стать свидетелями и участниками того, что он, он сам желает! Мы пообещали с удовольствием: ведь у нас есть кое-что, чего у вас нет и никогда не будет, и наконец-то один из вас, людей, понял настоящую цену этому.
Педро и Дуччи стояли в дверях, готовые, если понадобится, прийти Лему на помощь. Но Ветчо убрал руку.
— Может пройти тысяча лет, пока вы поймете, каковы мы и чему научены, — сказал он, тяжело дыша. — Или этого никогда не произойдет. Может быть, если поймете, вы не будете такими высокомерными и самонадеянными тупицами. Мы познали свои пределы давно и решили из них не выходить. Когда вы нас догоните? — если вообще догоните!
Он проводил Лема и с силой захлопнул за ним дверь.
Люди отошли шагов на пятьдесят. Педро откашлялся и заговорил:
— Мы с Аунаг уже подумывали воспользоваться Вратами. Хорошо бы убраться отсюда на время этого… действа. Склад поставить на автоматику, само собой.
— Действо может затянуться на месяцы, — сказал доктор.
— Понятно… — пробурчал Джек. — А мы думали, не закрыть ли школу. Это будет неподходящее место для детишек, но родителям ведь не втолкуешь. Чевски с его молодчиками всех заморочат — величайшее событие в истории Иана, и ваши детки должны его наблюдать, и им будет о чем рассказать, когда вырастут! Вам известно, что дети уже играют в шримашей?
Гектор Дуччи недовольно ответил:
— Еще бы! Зепп в него играл несколько лет назад.
— И если бы они ограничивались только телесными контактами и взаимным ощупыванием, — добавила Тоси. — Но теперь им кажется, что игра теряет остроту, если хоть один ребенок не свалится без сознания.
