– Вот, Ермилыч, – сказал барон, – познакомься со своей хозяйкой.
– Очень рад, – сказал кучер. – Но осмелюсь доложить, я знаком с ней пораньше вашей милости. С тех пор, как она была еще во-от этакого росточка, – рукою в белой перчатке Ермилыч провел линию где-то на уровне колеса.
Затем той же рукой он сдернул с головы цилиндр и низко поклонился.
– Добро пожаловать, Алена Павловна. Добро пожаловать, голубушка!
Вместо ответа Алена поцеловала его в бритую щеку.
Обенаус улыбнулся и собственноручно распахнул дверцу. При этом почти до самой земли опустились складные ступеньки.
– О, как удобно, – сказала Алена. – Чудеса все же начинаются, да?
– Только начинаются, – заверил Ермилыч.
Потом наклонился и шепнул:
– Мосты скоро разведут.
– Так чего же мы ждем? Вперед!
Обенаус поставил ногу на ступеньку и тут его сильно повело в сторону.
– Что такое? – спросил Ермилыч, подхватывая хозяина. – Вы не ранены?
– Еще как! Но не думаю, что смертельно. Во всяком случае, мое лекарство теперь со мной.
– А, – с облегчением сказал кучер. – После свадьбы заживет. Только, герр посол, у меня есть добрый совет. Даже два.
– Да? Какой же… то есть какие?
– Не открывайте сами дверцу кареты и не пейте больше хинную. То и другое – по моей части.
– А. По-последую. Завтра.
Барон с трудом поднялся в экипаж.
– Алена, – с огорчением сказал Ермилыч. – Ты не думай, он не такой. Почти не пьет! Вообще… впервые вижу.
– Я знаю, знаю, – успокоила Алена. – Это он из-за меня так… пострадал.
Ближайшего будущего она уже не боялась. Чего и добивался Обенаус. Но из роли не следовало выходить слишком быстро. Он откинулся на подушки, закрыл глаза. Потом не удержался и положил голову на плечо Алены. Якобы случайно. А та не удержалась и его поцеловала. Думала, что спит.
И оба поняли, что ошибаются.
– О, о… Да вы, сударь, хитрец!
Обенаус был вынужден открыть глаза.
– Ах, сударыня, до чего же хорошо, что вы – не посол Пресветлой Покаяны.
– Бр-р… Еще чего! Послушай, Альфред, ты потерпи. Не приставай ко мне прямо сейчас, ладно?
– Душа моя! И не думал, – соврал посол Поммерна.
– Душа – да. Уже твоя, – сказала Алена. – А думать, – еще как думал.
И показала розовый язычок. Тут барон сомлел и закрыл глаза. Уже непритворно. Понял, что этот противник ему не по силам. Сила как раз и состоит в знании собственных слабостей. Что, впрочем, не спасает от неожиданностей.
– Я хочу тебя трезвого, – вдруг прошептала Алена. – Совсем – совсем трезвого… Понимаешь?
– Совсем? Совсем уже не смогу, – с неожиданно прорвавшейся болью признался Обенаус.
– Ох, бедненький…
И Алена порывисто прижала его к груди. Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут экипаж остановился.
– Ваши милости, – радостно крикнул Ермилыч. – Домой, домой прибыли!
* * *
Наскоро поправив одежды, оба смущенно выбрались из коляски.
Распахнулись ворота. В уютном, залитом светом газовых фонарей дворике посольства собралась вся охрана. В парадной форме, со всеми своими нашивками, саблями и медалями. Уже все про всё знали.
Вперед шагнул высоченный, по самую макушку налитый силой вахмистр. Как ни странно, он волновался и оттого забавно перепутал слова:
– Господин посол! Разрешите доложить: за время вашего происшествия никаких отсутствий не наблюдалось. Вахмистр Паттени!
Откозыряв, Паттени ступил в сторону.
– Здра-жела, ваше прество! – рявкнули егеря.
Потом нерешительно примолкли.
– Ну, а чего испугались, вояки? – все еще волнуясь и оттого хмуря брови, спросил вахмистр.
И егеря рявкнули совсем не по уставу:
– Па-здрав-ляем!
Алена испуганно прижалась к Обенаусу.
– Вот спасибо… спасибо вам, братцы, – растроганно сказал тот. – Кавальяк еще есть?
– Так точно.
– Выкатить. Всем пить за здоровье баронессы!
– Кроме часовых, – поспешно вставил Паттени.
– А, да. Наш друг-г проконшесс не дремлет… Идем, Алена Павловна. Здесь тебя в обиду не дадут!
* * *
В вестибюле их ожидал седой, роскошно одетый старик.
– Добро пожаловать, баронесса! Позвольте представиться: Норуа, ваш дворецкий.
И старец с достоинством поклонился.
– Вы только больше мне не кланяйтесь, а? – жалобно попросила Алена.
– Как прикажете, ваша милость, – сказал Норуа и почти не поклонился.
