Ещё вчера… - страница 49
. О том, что такие ноги бывают только у марсиан, я додумался значительно позже, когда начал получать офицерскую обувь из прекрасной хромовой кожи, но построенную по тем же марсианским меркам – колодкам. Один раз в жизни я испытал невыразимое блаженство: надев ботинки, в которых сразу почувствовал себя "как дома". Это были купленные на толкучке немецкие солдатские ботинки со стальными шестигранными шипами на подошве. А вот из-за родной "марсианской" обуви я чуть не потерял жену, о чем – позже.
С деньгами было туго: несмотря на помощь дяди, их не хватало даже на билеты. Мы с Тамилой нашли выход: бросились в леса за черникой и голубикой. За несколько часов мы набирали почти ведро, затем продавали на маленьком базарчике. Тонкий стакан черники расхватывали по 10 рублей, и мы почти сказочно обогатились. Не знаю, почему мы не брали грибов, возможно на них не было спроса. Там на островках среди торфяных искусственных озер матово-коричневые шляпки с ярко желтой изнанкой стояли так плотно, что их можно было косить косой как траву.
Вторая моя забота – изготовление веревок из отходов текстильной промышленности, которые использовались как ветошь. Я скручивал и заплетал рыхлые толстые нити в разных вариантах. В конце концов, мои изделия стали настолько приличными, что даже тетя Тася попросила изготовить несколько штук веревок для своего козьего отделения (трех козлят я не могу обозвать словом "стадо").
Нас подгоняло нетерпение. Наконец был сделан запас сухарей на дорогу, все упаковано, получены все необходимые документы и мы тронулись. Дядя посадил нас в пассажирский поезд, в Москве мы уже привычно сделали пересадку на поезд Москва – Киев.
Вскоре после Москвы поезд пошел по земле, по которой недавно прокатился каток войны, иногда – по несколько раз. На откосах железнодорожного полотна ржавели остова взорванных и сожженных вагонов, цистерн, платформ, автомашин, танков. Все здания на станциях были разбиты, редкие уцелевшие стояли со стенами, изрешеченными осколками и почерневшими от копоти пожаров. Вдали проплывали деревни, раньше утопающие в садах. Их можно было узнать только по редким уцелевшим дымовым трубам и обгорелым фруктовым деревьям, окружающим невысокие кучки пожарищ. Большинство железнодорожных мостов было взорвано. Их искореженные останки лежали вблизи, а поезд ощупью пробирался по недавно построенным из бревен и камней переправам. Многие опушки лесов состояли из деревьев, на которых почти вся крона была срезана осколками, и земли, изрытой большими и малыми воронками. Можно было представить тот ад, который совсем недавно здесь бушевал…
В Киев мы приехали ранним утром. Поезд подошел к расчищенному перрону возле величественной громады развалин, которые раньше были вокзалом. Строгие военные патрули тщательно проверяли документы у всех прибывших, кое-кого уводили. Остальные, отягощенные пожитками, двинулись к вокзалу. Узенькие тропинки среди обломков бетона и торчащей арматуры вели к остаткам помещений, часть стен которых была зашита досками. Надписи со стрелками: "Военная комендатура", "Билетные кассы" направили нас в нужное место. Часа через два, отстояв очереди в комендатуру и кассы, мама закомпостировала наши билеты от Тейково до Рахнов на товарно-пассажирский поезд, который должен отправиться со второго (низкого) перрона уже через несколько часов. За нашими плечами был опыт посадки в Арыси, и мы поторопились раскинуть свой бивуак непосредственно на перроне, не надеясь на сервис носильщиков, которых не было вообще. Патруль хотел было нас прогнать, но, посмотрев на жалобную мордашку Тамилы, махнул рукой.
Киев тогда я не увидел: он был скрыт от нас громадой разрушенного вокзала. Да и зачем голодному и измученному пацану его надо было особенно разглядывать? Разве тогда, возле взорванного вокзала одного из разрушенных городов, можно было представить, что всего через пять лет этот прекрасный город станет мне родным, наполнится дорогими друзьями, и я здесь проведу целых пять счастливейших и плодотворных лет своей жизни?
Наконец подошел наш поезд. Наш вагон оказался теплушкой образца 1941 года, от которого мы уже порядком отвыкли. Быстренько, хотя и не очень, загрузились с толпой таких же бедолаг, как сами. Перрон был низкий, а пол товарного вагона – почти в мой рост. Помогали друг другу с веселыми прибаутками: до Нашего Дома оставалось чуть больше 200 километров, – это несколько часов пути! На правах первых мы заняли угол вагона; было просторно и удобно.
