– Ну, как там у нас дела, Никола?
– Достопочтенный сэр, разрешит мне сначала откушать, дабы надлежащим образом укрепить свои слабые силы, прежде чем приступить к докладу? Или Его Высокопревосходительство требует немедленной и безоговорочной сатисфакции? – выпендриваюсь я от комизма ситуации.
Олежка заворожено слушает мои рулады, затем восхищенно произносит:
– Ну, ты даешь, Никола!
Когда мне очень некогда, я просто посылаю Олежку куда подальше. Он размышляет секунду:
– Что ты не можешь в осях хотя бы рассказать…
Тогда я спохватываюсь и докладываю, что «в осях» мы бодро движемся к «зияющим вершинам», и советую «Его Высокопревосходительству» проср…ся по нашим великим стройкам для самоличного сбора информации «в осях». (Это его любимое словечко. Он не терпит избыточных точности и подробностей, ему более чем достаточно знать обстановку только «в осях»). Олежка не обижается, а мое пожелание просто пропускает мимо ушей. На следующий день все повторяется.
Матросы и солдаты работают с огромными перегрузками, без отдыха и выходных. Питались они в целом неплохо, но уж очень по-«северному»: макароны, консервы, сухая картошка. При работе по 16–18 часов молодым ребятам, конечно, этого было мало. Особенно страдала ночная смена, особенно сварщики, не вылезающие из задымленных казематов. Обратился к Френкелю; он предложил написать заявку. Ну, мы с Олежкой там порезвились в стиле «голубая мечта голодного детдомовца»: все равно 2/3 срежут. Выдали однако все: рыбный балык, мясные консервы, сгущенку, сахар, сливочное масло, печенье, чай, кофе. Белый хлеб специально досылался через день из пекарни на базе.
Через пару дней «камбузный» мичман пожаловался:
– А куда девались ваши люди? Не приходят теперь ни на завтрак, ни на ужин…
Я, обеспокоенный, пошел в палатку. Моя команда устроила собственный камбуз в палатке и «не отходя от кассы» лакомилась тушенкой, балычком окуня, белым хлебом, разводила и гоняла чаи-кофеи со сгущенкой, печеньем и другими добавками за тяжелую работу. На столе стояла открытая огромная жестянка с томатной пастой.
– А этот деликатес откуда? – удивился я.
– Эту цистерну Симонов еще с парохода прихватил, – объясняет Житков. – Он вахтенным сказал, что на всю команду нам выдали особый крем для смазки резиновых сапог. Только нас всех подло обманули…
– Как это?
– Да мы думали, что там свиная тушенка… А теперь – уже месяц от изжоги мучаемся. Может быть, заберете в офицерскую палатку?
– Спасибо, благодетели! Там изжоги от ваших художеств хватает… Симонов вынес – пусть он и потребляет. Впрочем, сдайте мичману в холодильник: он ее в борщ будет добавлять. А заодно сдайте и пару своих ящиков балыка: здесь все испортится. «Больше дней, чем колбас», – как говорит моя мама. Будете оттуда брать понемногу, да так, чтобы оставалось место для харчей с камбуза, куда вы все будете теперь ходить, – это уже приказание Житкову.
У нас технические неприятности. В одной секции БК есть входная дверь, массивная и герметичная. К ней стыкуется под прямым углом секция-тамбур с аккумуляторами, вентиляторами и отоплением для всего бронеказемата. Если поставить секцию по проекту, то единственной двери некуда будет открываться. Я просто обалдел. Проверяю тщательно по чертежам: открывать дверь будет некуда. Срочно сообщаю Френкелю. Через час рядом с объектом садится вертолет, оттуда выходят Фомин, Барковский, Френкель и еще несколько офицеров рангом помельче. Показываю «клюкву» в натуре и на чертеже. Контр-адмирал «выражается» по-русски, затем приказывает Барковскому, своему заму по строительству, будущему генералу:
– Срочно вызывай сюда этого заср…а Лексакова!
– Петр Фомич, он сможет сюда приехать не раньше, чем через неделю, – отвечает Барковский. – Да и сами монтажники придумают, как исправить.
Фомин втыкает в меня испытующий взгляд:
– Можешь, лейтенант, что-нибудь сделать?
– Можно вырезать отсек с вентиляторами и поднять его выше и ближе к входу. Потребуется усиление конструкции, – отвечаю я.
– Действуй! – решает адмирал. – А Лексакова – вызови, пусть полюбуется на свою стряпню, да в чертежи внесет изменения, – это уже Барковскому.
