Медсестра помогла Элен снять ночную сорочку из сатина с шелком, отделанную кружевами, затем надеть трусики и брюки.
— Я застегнула на самый последний крючок, — заметила она, помогая Элен влезть в лифчик. — Если не очень удобно, могу перестегнуть. Вам помочь нанести макияж?
— Нет, благодарю.
В больнице Элен пользовалась лишь увлажняющим кремом и бледной губной помадой. Может, духи? Ее рука нерешительно замерла над дорогим флаконом от Диора. Но Элен передумала, потому что ни разу здесь не душилась и не хотела делать этого сейчас.
И принялась спокойно наблюдать, как няня аккуратно складывает в саквояж вещи.
— Пожалуйста, — остановила ее Элен, когда няня взяла стопку толстых журналов, — оставьте их себе.
— Вы уверены в этом?
— Да. И цветы тоже, — добавила Элен. — Разделите их между дневным и ночным персоналом. И фрукты, и шоколад.
На лице няни появилась благодарная улыбка.
— Спасибо, мы очень тронуты.
Элен мягко улыбнулась.
— Вы ухаживали за мной так заботливо…
Так оно и было. Конечно же, это их работа, но Элен считалась особой пациенткой. Может быть, из-за мужчины, к постоянному присутствию которого здесь так привыкли. А может, в этой палате царил дух тайны, которую принесла эта симпатичная молодая женщина?
— Сестра придет попрощаться с вами перед самым вашим выходом.
Элен пробормотала в ответ что-то подходящее и уставилась непонимающим взглядом на бланк выписки. Почему она так неуверенно себя чувствует? Внутренний голос, чем-то похожий на голос невропатолога, подсказывал, что это просто реакция на все случившееся.
Но тут дверь распахнулась, и на пороге появилась дежурная медсестра, которая принесла какие-то бумаги и начала что-то говорить. Однако до Элен дошла лишь одна фраза: «Постарайтесь не очень напрягаться в ближайшее время».
— Я сам прослежу за этим, — раздался знакомый мужской голос.
Элен повернула голову в сторону мужа. Вместо делового костюма, в котором он приходил утром, на нем были темные брюки и свободная рубашка, расстегнутая на шее. Эта одежда еще больше подчеркивала ширину его плеч и тонкую талию. Закатанные рукава открывали крепкие руки с темными волосками.
Филипп мягко улыбнулся всем присутствующим, и Элен заметила, какое впечатление произвела эта улыбка на персонал — нянечка и медсестра с восхищением смотрели на ее мужа.
Неужели все женщины так реагируют на Филиппа Крэга? — подумала она. И эта мысль не принесла успокоения ее и без того взволнованной душе.
Он подошел к ней и поцеловал в висок.
— Ты готова, дорогая?
Возможно, он понимал состояние Элен. Его глаза как-то странно сузились, когда он пристально взглянул на бледное лицо жены и увидел, какая нерешительность застыла в ее ореховых глазах.
— Тебе совсем не надо притворяться счастливой, — тихо сказал Филипп.
Он что, шутит? Ей хотелось разрыдаться. Ведь я еду домой с человеком, которого совершенно не знаю! На грани отчаяния она вдруг ощутила, что в ней просыпаются какие-то воспоминания — что-то такое, что сможет, наконец, изменить ее отношение к происходящему.
Но нет, ей это только показалось. Элен постаралась прогнать эти мысли. Она ничего не могла изменить в ситуации, сложившейся вокруг нее.
— Если хотите, я могу проводить вас до главного выхода, — предложила медсестра.
В коридоре Элен обратила внимание, что огромная фигура Филиппа буквально возвышается над ней. И снова где-то внутри чувство тревожного ожидания напомнило о себе.
На улице стоял большой дорогой автомобиль — несомненно, автомобиль Филиппа, потому что он выглядел так же внушительно, как и его владелец. Так оно и оказалось. С осторожностью Элен села на переднее сиденье. Когда Филипп наклонился, чтобы помочь застегнуть ремень, у нее неожиданно перехватило дыхание. А когда его рука коснулась ее груди, сердце бешено заколотилось. Филипп, проверив ремень безопасности, спокойно откинулся назад, оставив жену в смятении чувств.
О господи, необходимо контролировать свое воображение, твердо сказала Элен сама себе.
Филипп тем временем закрыл дверцу и, обойдя автомобиль, уселся за руль. Машина плавно тронулась, а у нее появилось страстное желание сказать мужу, чтобы он остановился и разрешил ей выйти. Конечно же, это была безумная мысль — идти-то некуда.
