Как скелеты тощих журавлей,
Стоят ощипанные вербы,
Плавя ребер медь.
Уж золотые яйца листьев на земле
Им деревянным брюхом не согреть,
Не вывести птенцов, – зеленых вербенят,
По горлу их скользнул сентябрь, как нож.
(Глава третья. «Осенней ночью»)
И так по всему тексту!
…если б
Наши избы были на колесах,
Мы впрягли бы в них своих коней
И гужом с солончаковых плесов
Потянулись в золото степей.
Нужно остаться здесь!
Остаться, остаться,
Чтобы вскипела месть
Золотою пургою акаций…
(Глава третья. «Осенней ночью»)
Быть беде!
Быть великой потере!
Знать, не зря с луговой стороны
Луны лошадиный череп
Каплет золотом сгнившей слюны.
(Глава шестая. «В стане Зарубина»)
Но, может быть, золотой лейтмотив – всего лишь заплетенная в орнаментальный узор цепь золотых имажей, превращающихся в финале в чеканенные сентябрем червонцы, обращенная к нашему глазу и не требующая истолкования? Нет, и еще раз нет!
Весной 1921 года, в разгар работы над «Пугачевым», защищая право поэта пользоваться образами, которые читатель вынужден разгадывать, Есенин писал Иванову-Разумнику: «Когда они (то есть скифы. – А. М. ) посылали своим врагам птиц, мышей, лягушек и стрелы, Дарию нужен был целый синедрион толкователей. Искусство должно быть в некоторой степени тоже таким». Речь идет, разумеется, не об исторических скифах и не об одноименной поэме Блока, а об альманахе «Скифы», который Р. В. Иванов-Разумник издавал и редактировал. После левоэсеровского мятежа издание прекратилось, но «скифы» (авторы альманаха) по-прежнему держались тесной кучкой единомышленников. Сам ли Разумник Васильевич, или кто-то из членов неонароднического кружка неодобрительно отозвался об «Исповеди хулигана» и «Сорокоусте», которые Есенин, как уже упоминалось, переслал Иванову-Разумнику еще в декабре 1920-го, мы не знаем. Писем своего царскосельского наставника С. А. не сохранил. Но, видимо, замечание показалось ему неверным. Отсюда и колкая, и обиженная, и колкая и обиженная вместе реплика в том же письме: «Не люблю я скифов, не умеющих владеть луком и загадками их языка».
В последнем монологе Пугачев, разъясняя смысл «золотой загадки», загадывает нам следующую:
Что случилось? Что случилось? Что случилось?
Кто так страшно визжит и хохочет
В придорожную грязь и сырость?
Кто хихикает там исподтишка,
Злобно отплевываясь от солнца?
……
…Ах, это осень!
Это осень вытряхивает из мешка
Чеканенные сентябрем червонцы.
Да, деньги играли не последнюю роль в драме Пугачевского бунта. Правда, поначалу за голову мнимого супруга Екатерина пообещала всего 10 тыс. руб. (Государыня была прижимиста во всем, что не касалось ее амантов.) Но потом, вследствие разрастания территории «бедствия», сильно ее увеличила. Но это был не подкуп соратников, а вознаграждение тому из генералов, кто словит Пугача и первым доставит матушке благую весть. А вот в случае с Колчаком действительно имел место открытый подкуп, и не врагов, а (как и у Есенина) недавних соратников, и даже циничная расплата золотым чистоганом. Уже в 1919-м правительство Ленина через своих тайных эмиссаров в Париже, Лондоне, Токио, Нью-Йорке начало секретные переговоры с Антантой о предоставлении концессий иностранному капиталу после Гражданской войны и создании Свободной экономической зоны в Дальневосточной республике в обмен на голову Колчака. Сторговались комиссары и с эсерами и меньшевиками, пообещав кресла в коалиционном, наравне с большевиками, правительстве. Естественно, при условии, что и они не будут поддерживать адмирала. Господин-товарищ Ульянов-Ленин с поразительной догадливостью вычислил тех, что были «готовы за червонцев горсть» отделаться от неуступчивого Правителя. Цитирую уже задействованный выше документ: «С согласия АНТАНТЫ командование Чешским корпусом передало 6 января 1920 года Иркутскому большевистско-эсеровскому Политцентру адмирала Колчака <…> За это генерал Жанен (командующий объединенными силами союзников. – А. М. ) (с согласия Ленинского правительства) передал чехам часть золотого запаса России».
Судьбу «царского золота» и судьбу Колчака история завязала мертвым узлом. Пришедши во власть, Адмирал объявил золотой запас неприкасаемым. На эти слитки, – объяснял он и своему генералитету, и правительству, и союзникам, – будущая свободная Россия восстанет из пепла. Золотой запас был извлечен из подвалов Омского госбанка лишь в ноябре 1919 года – только после того, как Верховный Правитель принял решение о сплошной эвакуации. В тот же день (10 ноября) к нему в вагон заявился чуть ли не весь дипломатический корпус с предложением взять царское золото под международную опеку и вывезти его во Владивосток. Колчак поступил так, как поступают мечтатели, – категорически отказался: «Золото скорее оставлю большевикам, чем передам союзникам». Эта фраза, полагает Павел Зырянов, автор молодогвардейской (серия «ЖЗЛ») биографии «стального адмирала», «стоила ему жизни, ибо иностранные представители сразу потеряли к нему интерес».
