Скоро распространилась весть о том, что Эрнест находится в больнице города Биллинга, штат Монтана, и серьезный, начитанный молодой корреспондент решил проявить свою прыть. Его настолько впечатлила правдивость произведения «И восходит солнце», что он был полностью уверен в том, что его автор страдает от потери части или даже всего полового органа. Он решил, что пробил его час рассказать правду и этот шанс нельзя упускать, какой бы бестактной ни была тема. Спустя годы корреспондент поведал мне эту историю, повествуя о том, как Эрнест заставил его заикаться от смущения. Он всетаки задал этот вопрос напрямую. Чуть не лопнув от смеха, Эрнест откинул простыню, продемонстрировав все, чем наградила его природа. Взволнованный корреспондент удалился, а об этом анекдотичном случае быстро разнеслась молва.
Эрнест вернулся в Пигготт осенью 1931 года после рождения Грегори. К тому времени уже была завершена работа над первой киноверсией романа «Прощай, оружие!». Студия настаивала на проведении премьеры показа в Пигготте, который тогда знали как дом Эрнеста. Несомненно, студия рассчитывала на благосклонную публику. Но здесь все закончилось большим разочарованием. Эрнесту не понравились заблаговременные приготовления, когда он узнал о них, и он спокойно отказался присутствовать на первом показе.
В первую неделю премьеры фильма я прибыл в Пигготт поохотиться на перепелок. Приглашение Эрнеста было не из тех, которое можно игнорировать. К нему прилагался чек, более чем достаточный для покрытия расходов на поезд, а еще шесть коробок патронов. И эта неделя была незабываемой.
В первую ночь я спросил о том, какое впечатление на зрителей произвела картина.
– Что тебе сказать, Барон? Сходи сам. И возьми с собой Джинни.
Я пошел с сестрой Полин Вирджинией. После, когда он спросил о том, насколько точно были отражены в фильме события, мы рассказали ему. Я спросил, почему он сам не идет смотреть.
– Не пойду. Смотреть его сейчас плохая примета.
На следующее утро мы плотно позавтракали еще до восхода солнца и посадили собак на заднее сиденье машины. Бамби лежал с температурой и больным горлом, поэтому не мог к нам присоединиться. Мы отправились к ферме нашего друга, до которой было несколько миль пути. Дорога представляла собой сплошную грязь. Когда солнце начало растапливать подмерзшую жижу, машина остальную часть пути шла юзом, поднимая брызги.
– После полудня на обратном пути будет еще хуже, – сказал Эрнест, – но к тому моменту мы успеем славно поохотиться, и это немножко поднимет нам настроение.
Я поинтересовался насчет собак, двух пойнтеров, находящихся в дорожных сундуках с приоткрытым верхом, чтобы им было чем дышать.
– Коричневая с белым это уже взрослая сука, – ответил он, – а черно-белый – молодой пес. У него прекрасный нюх, но он все еще любит погоняться за кроликами. Лучше займись его обучением.
Когда достигли дальнего края большого поля, мы вырулили из колеи и выпустили собак. После того как они немного пришли в себя от поездки, собаки рванули вдоль поля. Молодой пес рыскал повсюду.
В тот холодный день начала декабря, направляясь ближе к линии деревьев с уже облетевшей листвой, взрослая собака неожиданно замерла и сделала стойку. Она находилась примерно в тридцати ярдах впереди нас. Эрнест махнул мне рукой, и мы направились по жнивью к собаке.
Мы уже почти приблизились к ней, когда одна большая перепелка, а за ней другая вспорхнули из редкой травы и, распушив хвосты, полетели прочь над низким кустарником вдоль деревьев. Эрнест выстрелил и попал в одну. Он снова нажал на курок, а затем и я. Вторая птица продолжала лететь по кривой, а потом упала вдали в кустах.
– Неудача, братишка! Но одна перепелка у нас уже есть. А сейчас посмотри, что может умное животное.
Он махнул рукой вперед, и собака, сделав большой прыжок с места, начала искать в той стороне, где упала первая птица. Она вернулась через минуту, вся мокрая от быстрого бега по траве и стерне. Ее челюсти осторожно сжимали птицу.
– Хорошая собачка! – Эрнест взял перепелку, оторвал ей голову и бросил рядом на землю, наблюдая, как собака расправляется с ней, пока он убирал добычу. Затем он перезарядил ружье. Он продолжал говорить, пока мы двигались к дальней линии деревьев.
