- Что замерла? – удивился Петька. – Знаешь его, что ли?
- Женька... – прошептали её губы чуть слышно.
- Что? – не расслышал Петька.
- Да нет, ничего, - пришла она в себя. - Не знаю. Так, задумалась просто.
Петька накрыл тело простынёй, перегрузил на подвижную платформу и задвинул в холодильник.
- Пошли, выпьем, подруга! – довольно улыбаясь, он вымыл руки и вытер их об халат. – Не дали нормально отдохнуть, придурки. И где только среди ночи этих жмуров находят?
Они вернулись в дежурку, где Петька снова разлил по стаканам шампусик. Она пила, думая о своём, а Петька закусывал вино пирожками и, захлёбываясь смехом, рассказывал похабные анекдоты. На дворе была уже глубокая ночь и стояла тишина.
Потом, сидя на кушетке, она долго делала Петьке миньет, чувствуя, что совсем пьяная. Время от времени Петька погружал член в стакан с вином и давал ей обсасывать. «Бананы в шампанском!» - посмеивался он.
Потом она уснула тут же на кушетке. Был ли у них секс, она не запомнила.
* * *
В самом дальнем углу огороженной территории клиники, скрытое густыми зарослями, стоит одноэтажное здание морга. Вид у него, из-за окон, закрашенных до половины краской, и всегда-то мрачноватый. Ночью же, освещённый луною, когда ветки деревьев бросают на него качающиеся тени, он мрачен по-настоящему.
Двери морга закрыты изнутри на задвижку. В дежурке глубоко спят двое: девушка на медицинской кушетке и дежурный медбрат, свернувшийся в кресле. Взошедшая луна через верхнюю часть окон заливает дежурку призрачным светом. Тишину нарушает только редкое и ровное дыхание спящих.
Спят и другие обитатели морга... В холодильных камерах. Но их сон вечный.
И вот... возникает какой-то чуть слышный, дальний звук... Шшш-шшш-шшш... шшш-шшш-шшш... Тук, тук, тук...
И опять: шшш-шшш-шшш... шшш-шшш-шшш... И еле слышно, с пристуком: тук-к, тук-к, тук-к...
Голова девушки, освещённая луною, вздрагивает и чуть приподнимается. Она услышала... Она услышала и сразу поняла: это Женечка!
Она тихо встаёт с кушетки; лицо её, залитое лунным светом, приподнято, глаза закрыты. Она спит.
Тело её делает первый шаг, руки тянутся вперёд. Наткнувшись на стол, сомнамбула обходит его и, не открывая глаз, движется к двери. Луна светит ей прямо в лицо, которое искажено гримасой страдания. Женька там, в холодном ящике, царапает, не может выбраться. Надо спешить, замёрзнет!
Как она в него влюблена была тогда, в школе! Просто сама была не своя... Ждала после уроков, на углу школы. А он проходил с мальчишками мимо, не замечал. Среди них он был самый-самый: высокий, лёгкий, изящный такой. Мальчишки, посмеиваясь, кивнут ему на неё, мол, тебя ждёт, обрати. Женька остановится, спросит без всяких смешков: «Галка, ты меня ждёшь?» Она застесняется, покраснеет, кивнёт. «Ну, пойдём, чего стоишь?» И она идёт с ними, молчит, а они болтают между собой. Потом, когда все разойдутся, он провожал её до автобуса, сумку её с книжками нёс: «Пока, подруга. Не скучай!»
Видел Женька, что она влюблена в него, взаимностью ответить не мог, но относился уважительно: ни сам не смеялся, ни другим не позволял. Была она тогда совсем серенькой мышкой, невзрачной. А в классе были девочки яркие, видные. Они уже и одевались, и причёски носили, как настоящие женщины. Куда ей до них...
Девушка нащупывает руками дверь в предбанник, бесшумно открываете её, выходит, и так же бесшумно закрывает. В предбаннике тоже свет только от луны, через верхнее окно над входом. Она останавливается и снова прислушивается к этому звуку, звуку из своего сна:
- Шшш-шшшш-шшш... Тук, тук, тук... шшш-шшш-шшш... Тук, тук, тук...
Да, это он, Женечка! Скребёт там чем-то, бедный... Надо спешить. Она безошибочно отыскивает дверь в покойницкую, берётся за неё двумя руками и тянет. Дверь тяжёлая, на пружинах. В покойницкой совсем темно, окон на улицу нет, но девушке это безразлично. Она заходит, и дверь за нею с силой захлопывается. В полнейшей темноте девушка замерла, слушает мёртвую тишину.
Но для неё это не тишина! Она слышит! Медленно, вытянув руки перед собой, она идёт вдоль холодильных шкафов и ищет. Сейчас, Женя! Погоди, я сейчас... Она протягивает руки к первому шкафу, напрягает внутреннее зрение – оказывается, оно у неё есть! – и перед нею возникает едва различимый силуэт неприятного грязно-зелёного цвета. Мертвец. В следующем шкафу вообще чернота. Либо пусто, либо... либо давний мертвец, заледеневший, без ауры. В другом - опять темная зелень, едва различимая. В следующем - зелень с коричневым, гадость какая-то...
