Эра зла - страница 9

Шрифт
Интервал

стр.

Над моим истерзанным телом начинает куриться легкий дымок, быстро перерастающий в бушующее пламя. Я кручусь, бьюсь в тесном пространстве гроба, стараюсь сбить огонь. Я стараюсь выжить. Тело мое умирает, наверное, уже в тысячный, стотысячный раз, но рассудок еще удерживает некое подобие контроля над этими обугленными останками, приказывая: «Тебе нужно продержаться еще чуть-чуть. Терпи! Терпи ровно до той вожделенной минуты, когда болевой порог твоей бесконечной пытки будет пройден».

Но моя душа сомневается и не верит, ибо как можно терпеть до бесконечности?

Больно. Терпеть. Больно. Терпеть.

Кто сказал, будто боль очищает?

«Терпеть, терпеть, терпеть! — я твержу это слово как заклинание. — Господи, ну где же ты? Когда и почему ты оставил меня?» Где-то на краю сознания всплывает красивое мужское имя Конрад, но я удивляюсь: «Кто он такой — этот Конрад?» Я его не помню.

Больно. Терпеть. Больно. Терпеть.

Я ничего не вижу, кроме красного марева, плавающего у меня перед глазами. А потом глазные яблоки шумно взрываются, и приходит спасительная темнота. Я слышу последний, леденящий душу крик. Свой крик. Я рассыпаюсь пеплом и перестаю существовать. Все, приступ закончился…


Я спокойна. Я медленно поворачиваю голову и слизываю капли воды, выступившие на стенке каменного гроба. Сейчас мне хорошо. Пытаюсь хмыкнуть, но мне удается издать лишь тихое шипение; кажется, я опять сорвала голос. Я блаженно улыбаюсь, отдыхая и не думая пока ни о чем. У меня есть еще как минимум пять минут до следующего приступа. Нужно сдержаться и не проклясть себя, нужно быть сильной и не плакать. Можно попытаться что-то вспомнить, но я забыла даже о том, что такое память… «Конрад — он ведь уже ищет меня, непременно найдет и избавит от страданий… Вот только кто он такой? Возможно, он всего лишь квинтэссенция моего одиночества и мук?» Холодеют кончики пальцев, кисти перестают сгибаться. Времени осталось ровно на вдох. Мое сердце стучит как часы, отмеряя минуты очередной не жизни и не смерти, а я прислушиваюсь к его размеренному ходу.

Тик-так, тик-так.

Вот оно. Началось…

Нет, я никого ни в чем не виню. Я простила всех тех, кого любила и кого презирала. Я стою отныне намного выше гнева и нахожусь вне доброты. Я не принадлежу ни людям, ни стригоям, ни ангелам. Я не душа и не плоть. Я выжгла из себя любовь и отказалась от земного мира. Мне ни о чем не говорят богатство, власть, честь и слава. Я никто и ничто, простившее всех и вся.

Вам на излом меня не взять,
Мои вчерашние кошмары,
Да лучше мне совсем не спать,
Покой перин сменив на нары.
А может, лучше разорвать
Стихов последние страницы,
И кровью стены запятнать
Психиатрической больницы.
Хочу не падать больше ниц
Пред запахом гнилого лоска,
Хочу не видеть этих лиц,
Оживших на гравюрах Босха.
Я не хочу во тьме блуждать,
Но не ищу святого духа,
Уже устала подтверждать:
Я от любви закрылась глухо.
Я слышать больше не хочу
Стенаний боли, звон кифары,
Я души людям не лечу
И не тушу сердец пожары.
Не призовут меня опять
На поле страшной Божьей битвы,
Не повернется время вспять —
Я не пишу уже молитвы.
Грядет безумию конец…
Пусть слов моих не сникла сила —
Прошу, пойми меня, Творец,
Ведь я простила, всех простила…[4]

Но в тот самый момент, когда я почти уже привыкла к боли и начала получать от нее какое-то извращенное удовольствие, сумрак моего узилища неожиданно прорезал узкий луч света. Мои слезящиеся глаза смогли различить очертания электрического фонаря, покачивающегося в руке у высокой фигуры, окутанной облаком длинных пышных черных волос.

— Хватит скорбеть! — властно приказал мелодичный женский голос. — Пришло время обновления!


В двери папского кабинета вежливо постучали.

— Кто там? — встрепенулся понтифик, поспешно захлопывая «Книгу крови» и накрывая ее покрывалом. Еще не хватало, чтобы его приближенные узнали, какую именно рукопись пишет на досуге их пастырь. Позора не оберешься…

Створка немного приоткрылась, ровно настолько, чтобы в нее заглянуло бледное лицо служки.

— Ваше Святейшество, там карабинеры какого-то человека привели… — почтительно проблеял мальчишка. — Он паролей не знает, но упорно клянется, будто является вашим близким другом.


стр.

Похожие книги