Середина 1980-х гг. отмечена первыми обобщениями по «варяжской проблеме», от комментированного переиздания классической работы польского академика Г. Ловмяньского «Русь и норманны» (1985) к формулировке представления о мультикультурной и полиэтничной «Балтийской цивилизации раннего Средневековья», типологии и динамике развития раннегородских центров североевропейского урбанизма (Славяне и скандинавы 1986).
Практически общепризнанной стала разработанная при подготовке этих исследований историко-культурная хронология русско-скандинавских отношений середины VIII — середины XIII вв., дифференцированная по генерационным этапам, протяженностью 30-50 лет (ср. Кирпичников, Дубов, Лебедев 1986 — Мельникова, Петрухин, Пушкина 1987). Археологический эквивалент этой хронологии в завершенном и развернутом виде, однако, еще не создан (его основания закладываются в новгородских типо-хронологических разработках Ю. М. Лесмана).
Принципы этнической диагностики археологических комплексов, активно обсуждавшиеся в работах 1960-70-х гг. (начиная с дискуссий И. П. Шаскольского с Д. А. Авдусиным), постепенно устоялись и практически единообразно используются в этнических атрибуциях (ср. работы Т. А. Пушкиной и Ю. Э. Жарнова, В. А. Назаренко и А. Н. Кирпичникова и др.). Социоэтнологическая интерпретация археологических комплексов, по скандинавским материалам предложенная в начале 1970-х гг. (Лебедев 1972), с определенными оговорками и корректировками, в общем, принята современными скандинавскими археологами (Graslund 1980: 78-79; Jansson 1985:138-139) и без особых дискуссий применяется к атрибуции древнерусских памятников (Stalsberg 1982).
«Варангика» минувшего тридцатилетия сопровождалась, конечно, дискуссиями по этноисторической проблематике, в рамках как традиционного (А. В. Арциховский, Б. А. Рыбаков), так и «неонорманистского антинорманистского» подходов (А. Г. Кузьмин). Исчерпанность обеих была убедительно показана на одной из «скандинавских конференций» И. П. Шаскольским (1986), а в культурно-исторической атрибуции Древней Руси утвердилась введенная акад. Д. С. Лихачевым формула «Скандовизантия» (1992). Это свидетельствует об успешном, в общем, решении ряда исследовательских задач, поставленных в середине 1960-х — начале 1970-х гг. (Хлевов 1997а: 80-91).
«Варангика» разворачивалась в эти минувшие десятилетия прежде всего на основе целенаправленной концентрации проблематики, проведенной в 1960-е гг. в недрах клейновского Проблемного семинара кафедры археологии ЛГУ (Лебедев 1997, 2000, 2001). Работа Семинара началась в 1964 г. после спецкурса Л. С. Клейна «Археология и варяжский вопрос» (1963/64уч. год). Подобным же образом, с «пробной лекции» одного из основоположников «петербургской археологической школы» А. А. Спицына «Норманны и Восточный путь» в 1909 г., начиналось в свое время и систематичное преподавание археологии в Санкт-Петербургском университете.
В первый набор Проблемного семинара в 1964/65 уч. году вошли В. П. Петренко, Ю. Ю. Пиотровский, В. А. Булкин, В. А. Назаренко, А. А. Пескова, В. Я. Шумкин и другие; «славистами» стали в дальнейшем не все, но все осваивали «пурификационный подход», принципы интеллектуальной честности и последовательной процедуры исследования, в норме — формирующей не только парадигму научных изысканий, но и весь жизненный путь.
Показательна судьба одного из первых участников семинара, Валерия Петровича Петренко (1943-1991). Он пришел, с начальной выучкой, полученной у латвийских, рижских, археологов, и фантасмагорической по тем временам мечтою — исследовать самый ранний в Восточной Европе могильник викингов, Гробини в Курземе Курсовые и дипломную работы писал по добытому в «спецхране» Библиотеки Академии наук СССР немецкому изданию монографии Биргера Нермана (Nerman 1941). Четверть века, со скамьи семинара и «Касплянской разведки» Пути из Варяг в Греки 1966 года (он принес оттуда свой «гимн оголтелого норманизма», экспедиционную для всех последующих генераций песню «Мы по речке по Каспле идем…»), привели его к собственному многолетнему исследованию Варяжской улицы и сопок Старой Ладоги, пограничному Ивангороду и в конце концов неутомимым напором — к курганам и поселениям Гробини. Вместе с латвийскими археологами он открыл там сенсационно ранние скандинавские памятники, с готландской стелой V-VI вв., одним из древнейших изображений корабля (начальная «русь» древнерусских письменных источников). Свой последний полевой сезон В. П. Петренко провел на раскопках шведской экспедиции в Бирке, центральном памятнике эпохи викингов на Балтике. Однако и главное дело его жизни не оборвалось с этой жизнью, посмертную публикацию основных материалов исследований Гробини взяли на себя и выполнили его латвийские и шведские друзья и коллеги (Petrenko, Urtans 1995).
