Если человека назвали вором или трусом, который таковым не являлся, или обидели, обозвав безбородым, и ему было трудно это отрицать, поскольку факт был налицо, он в любом случае мог получить полную компенсацию за оскорбление, если хотел защитить свою честь.
Ньяль был мудр и богат, знал законы и слыл добрым соседом. Был он хорош собой, но был у него один недостаток – у него не росли борода и усы. Жена Гуннара, злоречивая Халльгерд, узнав, что сыновья Ньяля возят навоз на поля, в разговоре со скальдом Сигмундом не смогла удержаться от колкости:
– Такой умный мужчина, знающий все на свете, и не может понять, куда следует возить навоз! Неужели ему невдомек, что удобрять следует те места, где плохо растет. Ведь он знает, что все зовут его безбородым стариком, а его сыновья отныне будут зваться навознобородыми! А ты, Сигмунд, потрудись – изложи все это в стихах, пусть от твоего искусства будет хоть какая-то польза!
Сигмунд сделал все, чтобы заслужить похвалу Халльгерд, и его висы вышли злыми и оскорбительными.
Стихи дошли до ушей жены Ньяля, женщины суровой и непреклонной. Когда мужчины сели ужинать, Бергтора сказала:
– Вы получили подарки: и ты, Ньяль, и твои сыновья. Стыдно будет, если вы не отблагодарите Халльгерд за них.
– Что еще за подарки? – удивился Скарпхедин, старший из сыновей Ньяля.
– Вас, мальчики, назвали навознобородыми, а хозяина дома – безбородым стариком!
– Мы не женщины, чтобы сердиться из-за пустяков, – возразил Скарпхедин.
– Но тогда рассердится Гуннар, и если вы не вступитесь за свои права, то никогда не отмоетесь от позора! – не унималась Бергтора.
– Похоже, нашей матушке нравится нас дразнить, – сказал Скарпхедин с улыбкой, но на лбу у него выступили капельки пота, а щеки пылали от гнева; такого с ним еще никогда не было.
Грим хранил молчание, кусая губы; лицо Хельги осталось невозмутимым. Бергтора вышла, и Хёскульд последовал за ней, но вскоре вернулась, пылая от гнева.
Ньяль попытался ее успокоить:
– Успокойся, женушка, я все улажу, дай только время. Ведь, как говорится, о мести всегда судят по-разному: одним она кажется справедливой, другим – наоборот.
Вечером Ньяль услышал за стеной звон секиры и поспешил в оружейную.
– Кто поснимал наши щиты? – спросил он жену.
– Твои сыновья сняли их и ушли, – ответила Бергтора.
Ньяль сунул ноги в сапоги и обошел дом; он увидел, что сыновья поднимаются на гору.
– Куда вы?
– За овцами, – ответил Скарпхедин.
– Зачем тогда взяли оружие? Мне кажется, у вас на уме что-то другое.
– Так и есть, мы идем на рыбалку.
– Ну, раз так, надеюсь, у вас будет богатый улов.
Вернувшись домой, Ньяль сказал Бергторе:
– Все твои сыновья ушли из дому, вооружившись. Похоже, их выгнали из дому твои резкие слова.
– Я буду горячо благодарить их, если они вернутся и скажут мне, что Сигмунд мертв.
Братья вернулись с хорошим новостями и рассказали обо всем отцу.
Тот ответил:
– Отлично сделано! («Сага о Ньяле»).
За всякое преступление одна расплата – смерть. Даже если дело идет об отстаивании своих прав или возмездии за преступление, расплачиваются все равно той же монетой. Если люди верят, что бранные слова могут нанести урон их чести, можно подумать, что и их собственные оскорбления будут иметь тот же эффект. Но грубые слова в ответ на чужую брань не способны восстановить поруганную честь: горечь от них остается, а человек может лишиться мести. Поэтому северянин не хотел брать своего врага в плен и осыпать его оскорблениями, он предпочитал сразу же убить его; ибо он опасался унизить себя, вместо того чтобы восстановить свою честь. Германцы считали бесчеловечным унижать врага, лучше было его уничтожить. Месть была слишком дорогим делом, чтобы с ней шутить.
Людей заставляла искать мести поруганная честь, а не какие-нибудь пустяки. Гильдии, как старые семейные кланы, жили во фрите и хранили свою честь. В их статутах принципы, лежавшие в основе древнего общества, были сведены в параграфы. Человека изгоняли из гильдии и объявляли нидингом – отщепенцем, если он нарушал фрит во время ссоры, возникшей между братьями, где бы она ни произошла – в доме гильдии, на улицах города или в другом месте. Такое же наказание ждало и того, кто отказывался помочь своему брату в его делах с людьми, не входящими в состав братства. Но грехом считалось и то, что брат терпит оскорбления и не зовет на помощь других членов гильдии; а если он не мстит за оскорбление с их помощью, то его изгоняют из братства, как источник заразы.
