В течение часа все бои закончились. Прандиум был спасен.
— Не могу поверить, — прошептал Ураф, когда из всех точек разоренного мира начали приходить донесения об окончании боевых действий.
— Это кажется невозможным, — выдохнул Эвексиан. — Так быстро и безжалостно!
Рем и сам с трудом верил, что наступила развязка: одно дело — верить в проницательность примарха и мудрость его великого труда, и совсем другое — видеть это в действии.
— Какова наша боевая эффективность? — спросил он.
Капитаны спешно предоставили информацию, загружая данные из донесений с поля боя, сводки потерь, таблицы расхода боеприпасов и списки выбывших по подразделениям. Донесения шли через графопостроитель; некоторые были красные, малая часть — оранжевые и подавляющее большинство — благотворно зеленые. Ураф суммировал входящий поток, но Рем не нуждался в интерпретации, результаты были очевидны.
— Семьдесят семь процентов подразделений в состоянии полной боевой готовности, — доложил Ураф. — У восьми процентов — минимальный или ненадежный уровень готовности, и еще тринадцать процентов находятся у опасного порога эффективности. Лишь два процента небоеспособны.
— Если бы я не видел этого своими глазами… — произнес Эвексиан, выражая общую мысль.
— И все это пришло из книги примарха? — спросил Ураф.
— А вы сомневались? — поинтересовался Рем.
— Будь я проклят, но на миг усомнился, — ответил Ураф, смахивая пот со лба. — Можете меня наказывать, если нужно. Я боялся, что Прандиум будет потерян вместе со всем легионом.
— Прандиум все равно что потерян, — с горечью заметил Эвексиан. — Взгляните, что эти кровожадные подонки сделали с Прекрасной Девой Ультрамара. Может ли планета оправиться после такого испытания?
— Миры Ультрамара сильнее иных, Эвексиан, — ответил Рем, глубоко вздохнув и улыбнувшись одержанной победе. — Прандиум восстановится и станет краше прежнего. Поверь мне! Чтобы уничтожить ее великолепие, одних мясников Ангрона недостаточно.
— Не нравится мне это, — сказал сержант Баркха. — Такое ощущение, что мы летим в консервной банке. Эту обшивку можно плевком насквозь пробить!
— Ты же плюешься кислотой, — напомнил ему Рем. — И мало в каких обшивках и корпусах не сможешь проделать дыру своей слюной.
— Вы понимаете, что я имею в виду.
— Понимаю, но волноваться не стоит. «Громовой ястреб» — временный вариант. Это ненадолго.
— Хорошо. — Баркха оглядел голые штампованные внутренности десантно-штурмового корабля. Его металлические ребра жесткости были ничем не прикрыты, стальные кишки проводов, собранные в завязанные узлами жгуты, змеились из одного конца похожего на коробку фюзеляжа в другой. Ультрамар лежал вдалеке от миров-кузниц Механикум, и Тринадцатый легион лишь недавно получил флот из новых тяжеловооруженных летательных аппаратов. Рема в этом корабле раздражали неаккуратная сборка, некачественное оборудование и непрофессиональные конструкторские решения. Никто из создателей не счел возможным дать проекту свое имя, что было неудивительно. По всем признакам, корабль собрали сервиторы, и необходимость доверять ему свою жизнь не радовала. На соседней переборке виднелось вытравленное кислотой клеймо Механикум, и Рем коснулся его «на счастье».
— Я видел, — сказал Баркха. — Вы суеверны?
Вопрос был задан вроде бы не всерьез, но Рем услышал в нем предостережение, намек на то, что ответ следует хорошо обдумать. Баркха имел полное право осуждать старшего офицера за неподобающее командование воинами Ультрамара. Даже теперь, в разгар сражения. Особенно теперь.
— Нет. Но то, что они верят в эту машину настолько, чтобы поставить на нее свой знак, придает мне уверенности.
— Наверное, это единственное, что не дает ей рассыпаться, — заметил Баркха, когда летательный аппарат сделал вираж вокруг одной из иссушенных солнцем силосных башен Квинтарна. Столбы света из обзорных блоков в фюзеляже корабля покачнулись, и Рем почувствовал, как от брюха машины что-то оторвалось. Столкновение или сбой системы? Сердце екнуло, поскольку крылья резко снижающегося летательного аппарата прошли в метре от серебристой обшивки силосной башни.
