Я довел искусство учиться до известной степени совершенства. Эта известная степень предполагает умение не быть ворчуном. Прежде я был бродяга, а теперь я обдуманный бродяга, которому очень, очень, очень интересны люди. Я коллекционирую ощущения, умные мысли, тихие улыбки девушек, замечания великих стариков со светской скорбью в глазах, благоглупости моих детишек, неловкие ситуации, ностальгические светящиеся сны о маме и папе, жесты брутальных парней, душевные стихи про то, как скучаешь по Той, что пойдет за тобой на край света. Вы мне эту красивость, пожалуйста, простите. Вы в конце поймете, отчего я обрушил на вас такую пышную риторику.
Я летел в Киев, город, придуманный для эпикурейства и сладостного мучительного самоанализа. Летел сниматься в шоу Анастасии Заворотнюк, кисейной барышни бесспорного обаяния. Из-за снежного карнавала я просидел в самолете безвыходным образом четыре часа. Но в сочувствии и реабилитации не нуждаюсь, ибо, смотрите начало, я устроен по-другому, я хитрый, даже во время такого казуса я научился моделировать собственную вселенную и украшаю ее только хорошими мыслями.
На этот раз эта конструкция держалась на Леше Юдине, украшении города Киев, с которым я вожу хлеб-соль уже пятьсот лет. Фигуристо выражаясь, он денди с замашками пижона. Леша Юдин любит видную девушку Эллину, и он делает все, чтобы стать важным человеком, потому что Эллина, как всякая наша любовь, высочайшего класса барышня и ей надо соответствовать. Когда в его стране, которую любим неистово и мы, политика превращалась в масскульт, он налаживал отношения собственной головой и с людьми, у которых есть голова (простите, что я нахальным образом себя к таковым причисляю). Он не позволил втянуть себя в стаю, дерущую глотки на площадях, он вставал и шел на работу, знавая, как и я, времена, когда бумажник был тонким, как у статиста. Леша политику считает марким делом, а Леша мараться не хочет. Он хочет детей и высокооплачиваемую работу. Второе есть, за первым не заржавеет.
Тут надо отметить, что Леша никого не осуждает, хотя вечером, когда после, разумеется, блестящих съемок мы пили винцо, сказал мне, что политика – это «мастерство двухкопеечным мыслям придать сумасшедший размах». Нефть, газ, налоги – это очень важно, но нет ничего важнее маминого ворчания, голубоглазой андрогинности Патрисии Каас, рассвета в горах или на море. Мы сошлись с Лешей на том, что не готовы посвящать свою жизнь спорам о налогах. Когда вы будете читать про Украину и смотреть про Украину, дескать, вся она, вплоть до карапузов, помешана на политике, вспомните про аполитичного парня Лешу Юдина, который на митинг не пойдет, он пойдет на работу, чтоб было с чем прийти на свидание к девушке, чтобы девушка гордилась им, та самая девушка, от которой он хочет толстых и румяных детей. Я второй день вспоминаю про это, обнимаю своих толстых и румяных детей и улыбаюсь, ничтожный я, аполитичный человек.
Певица Эми Уайнхаус – певица крупная, правда, – утверждает, что ей на все насрать.
Которому насрать, бэби, – ТАК не поет. Либо ты дура с золотым голосом.
Я, Мой друг и девушка – я в такой коллизии не участвовал. Но вот что я вам скажу: у меня нет и не было таких друзей и девушек, при которых такая ситуация была возможна.
Все как один твердят, что гомосексуализм – или игра в гомосексуализм – помогают карьере. Но мне так и не удалось это проверить. И надеюсь, не удастся.
Я слыву умным, но до сих пор не понимаю строчки Бродского: «Я слышу не то, что ты мне говоришь, а голос». При этом я знаю, что Б. Моисеев вообще не знает, кто такой Бродский.
Если говорить о типажах… Я убежден, что Сиенна Миллер (актриса такая), неправдоподобно красивая, – мой тип, она б любила меня и ценила. Это вам не Оля Фролова или Ира Тонева, просравшие меня.
Однажды я не приехал на съемки «Модного приговора» на Первом, где снимался Григорьев-Аполлонов. Я уж не помню, что помешало. Не проходит дня, чтоб я об этом не жалел. Х… бы с программой! Подвести товарища – низость.
