Эпизод III: Месть ситхов - страница 47

И в то же время он погружается в Великую силу. Собирает предвидение, ощущение и удачу, затягивает сам себя в инстинктивное бессознательное знание о том, что случится в следующие десять секунд, — свой особый дар.

А затем приступает.

Корабль вытягивает атмосферные плавники, разворачивает под нужным углом, запускает их в нужном ритме, чтобы замедлить спуск и не сгореть в атмосфере; басовитый рев бьется как сердце. Передние маневровые двигатели, поврежденные в бою, работают вразнобой, но пилот чувствует, куда они уводят его, и выстраивает их в нужном порядке, заставляя выводить главную тему импровизированного концерта.

И уж совсем по наитию — гениальная искра, которая оживляет творение,контрапунктом сопрано. Синкопы открывающихся и закрывающихся внешних шлюзов, меняющих аэродинамику корабля, чтобы он мог то скользить, то приподниматься, то опускаться и выйти точно на намеченную цель.

Великая сила позволяет проделать такой фокус, но тут нечто большее, чем Сила. Анакин не питает никакого интереса в умиротворенном восприятии того, что она несет. Не здесь. Не сейчас. Не тогда, когда на кону стоят жизни Палпатина и Оби-Вана. Совсем наоборот: Анакин хватается за Великую силу в чистосердечном отказе проигрывать.

Он посадит корабль.

Он спасет друзей.

Его воля и Великая сила — иного быть не может.

Щурясь от ветра, который трепал ему плащ, Мейс Винду одной рукой держался за рифленую ручку люка, стоя на открытом борту канонерки. Второй он прикрывал глаза от блеска одного из орбитальных зеркал, концентрирующих дневной свет на поверхность столицы. Зеркало неторопливо разворачивалось, и на цель канонерки ложилась тень.

Эту цель — посадочную платформу в обширной индустриальной зоне — отмечал косой столб черного дыма и белого пара, протянувшийся до верхних слоев атмосферы, столб, который только сейчас начал редеть и размазываться грязным пятном стратосферными ветрами.

Канонерка мчалась над бездонными каньонами из пермакрита и дюрастила, формирующими ландшафт Корусканта, она летела к индустриальной зоне по прямой, невзирая на правила дорожного движения. С тех пор как Сенат официально подтвердил военное положение, по темнеющим небесам столицы путешествовали лишь военные корабли, транспорты Ордена и суда экстренных служб.

Канонерка проходила по всем трем категориям.

Мейс уже видел разбитый корабль — то, что от него осталось, — лежащий на обугленной платформе далеко впереди: кусок корабля, фрагмент, менее трети того, что было флагманом Торговой федерации. Он все еще горел, хотя пять пожарных команд при поддержке армейских саперов поливали его пламегасящей пеной.

Винду покачал головой. Опять Скайуокер. Избранный.

Кто ж еще мог посадить эту развалину? Кому еще могло прийти в голову?

Завывая репульсорами, канонерка зашла на торопливую посадку. Мейс выпрыгнул наружу до того, как она прикоснулась к платформе, и махнул пилоту, чтобы ждал. Пилот, безликий в белом глухом шлеме, поднял сжатый кулак в знак согласия.

Разумеется, лицо у пилота имелось. Под армированным шлемом он скрывал черты, которые Мейс Винду чересчур хорошо помнил.

И которые, среди всего прочего, напоминали магистру, что однажды он мог остановить графа Дуку, но не сумел.

Спасатели развернули аварийный трап, и вскоре Верховный канцлер Кос Палпатин, Оби-Ван Кеноби и Анакин Скайуокер стояли на платформе рядом с догорающими обломками корабля; следом десантировался несколько потрепанный дроид Р2.

Мейс торопливо зашагал им навстречу.

Накидки Палпатина обтрепались по подолу, и кое-где их украшали подпалины; сам канцлер, похоже, был слаб и истощен, потому что навалился Скайуокеру на плечо. Мастер Кеноби выглядел еще хуже: из-под корки, запекшейся на волосах, тонкой струйкой текла кровь.