— Я чувствую в тебе большой страх. Он поглотил тебя. Вот уж в самом деле Бесстрашный Герой. Ты притворщик, Скайуокер. Ты всего лишь молокосос, вставший в позу.
Он направил на юного джедая меч, как будто обвиняя.
— Разве ты еще не вышел из возраста, когда боятся темноты?
Скайуокер снова устремился в атаку, но в этот раз Дуку парировал с легкостью. Они застыли чуть не вплотную друг к другу, клинки мелькали так быстро, что не уследить, но Скайуокер потерял свое преимущество: одной-единственной насмешки оказалось достаточно, чтобы его внимание переместилось с битвы против ситха на борьбу с собственными эмоциями. Чем больше в нем разгорался гнев, тем больше он боялся, а страх, в свою очередь, подкармливал гнев. Как кореллианская многоножка из пословицы, которая начала думать, что она делает, и уже не могла идти.
Дуку позволил себе расслабиться; на него вновь снизошло игривое настроение, когда они со Скайуокером закружились в смертельном танце. Как бы ни окончилось веселье, следует наслаждаться им, пока можно.
Затем по какой-то причине Сидиус решил вмешаться в представление.
— Не бойся своих эмоций, Анакин, воспользуйся ими! — воскликнул он голосом Палпатина. — Пробуди в себе гнев. Сфокусируй его, и никто не выстоит против тебя! Твое оружие — ярость. Так бей же! Бей! Убей его!
Дуку озадаченно повторил в мыслях: Убей его?
На одно короткое решающее мгновение они со Скайуокером замерли, клинки скрещены, враги смотрят друг другу в лицо сквозь шипящий сине-алый крест, и в это мгновение Дуку понял, что ошеломленно спрашивает себя, не потерял ли Сидиус разум? Он что, не понимает, какой только что дал совет?
И на чьей он вообще стороне?
И сквозь перекрестье клинков граф увидел во взгляде Скайуокера обещание преисподней и почувствовал тошнотворную уверенность, что уже знает ответ на вопрос.
Путь ситхов — предательство.
Глава 4
КАПКАН ДЛЯ ДЖЕДАЕВ
Вот смерть графа Дуку. Вспышка ясности в мыслях Скайуокера, когда Анакин говорит себе: О, я понял и выясняет, что страх, живущий в сердце, тоже может быть оружием.
Все так просто, и все так сложно. Занавес.
Дуку уже мертв. Остальное — детали, не более. Спектакль еще продолжается; комедия скрещенных мечей, сполохи, шипение и звуки ударов. «Дуку и Скайуокер» — одноактная пьеса для единственного зрителя. Джедай и ситх, ситх и джедай — сходятся, кружат, наносят удары, парируют, обводят, уходят, вновь бьют, а воздух вокруг них идет рябью Великой силы.
И все это — уже не имеет смысла, поскольку ядерное пламя уже слизнуло последние ограничения и страх без единого усилия стал бешенством, а бешенство — идеальный клинок, перед которым лазерный меч — игрушка.
Спектакль продолжается, но окончено действие. Сейчас идет пантомима, сложная по рисунку и бессмысленная по сути, как и кривые пространства-времени, по которым скользят галактики.
И не стоит брать во внимание долгие десятилетия сражений, проведенных Луку. Бесполезно его искусство владения мечом. Несметные богатства, политическое влияние, впечатляющее происхождение, отточенные манеры, прекрасный вкус, — все, чем он гордился, чему посвящал все свое время и внимание долгие-долгие годы жизни, — ныне лишь цепи, сковывающие его дух, пригибающие голову, подставляющие шею под удар палача.
Даже его знание Великой силы становится шуткой.
Ибо демонстрирует ему его смерть, заставляет взять ее в руки, словно черный драгоценный камень, осмотреть, изучить каждую грань. Камень столь холоден, что обжигает. Элегантный фарс скатывается до мыльной оперы, и никто не прольет ни единой слезинки над смертью героя.
Но для Анакина их бой — лишь ужас и гнев.
Только он стоит между смертью и двумя людьми, которых любит больше всего на свете, и отступать больше некуда. Воображаемый дракон с мертвой звезды изо всех сил старается заморозить его, лишить силы, нашептывает, что Дуку побеждал его раньше, что Дуку владеет силами тьмы, напоминает, как Дуку отобрал его руку, как Дуку без усилий справился с Оби-Ваном, а сейчас Анакин и вовсе один, и ему никогда не сравняться с повелителем ситхов…
Но слова Палпатина гнев — твое оружие дают разрешение сломать замок на заслонке печи, и все страхи, сомнения корчатся в пламени.
