О политических взглядах Помпея Трога мы можем судить только на основании содержания эпитомы Юстина. Этого недостаточно, чтобы охарактеризовать убеждения Помпея Трога сколько-нибудь отчетливо. Все же ясно, что он не был сторонником автократических тенденций и что, как можно судить по отдельным выражениям, его симпатии на стороне умеренного режима. Moderatio, которую он так восхваляет в области внешних отношений, по-видимому, должна служить руководящим принципом и внутренней политики. Во всяком случае, уже в начале своего произведения автор отмечает, что в старину цари (reges) имели власть не благодаря заискиванию перед народом, но вследствие умеренности, проявленной ими по отношению к «благомыслящим» (boni) людям (ibid. I 1, 1). Замечания в конце книг XLII и XLIV рассматривались как выражение положительного отношения автора к Августу, хотя их одних все же недостаточно, чтобы представить отчетливо это отношение. Наконец, было обращено внимание на некоторое пристрастие Трога к его землякам – галлам. Всех этих наблюдений мало, чтобы определить позиции автора в сложной социально-политической обстановке конца республики – начала империи. Но, может быть, в этом и нет особой надобности. Помпей Трог был ученым с большой эрудицией, с широким кругом научных интересов (у него были работы «О животных» и «О растениях»), но он не был выдающимся историком или политиком. В основном историческая концепция «Historiae Philippicae» принадлежит не ему, а его греческому предшественнику. Если этим предшественником и не обязательно был Тимаген, относительно которого известно, что он не сумел приспособиться к новому режиму при Августе и должен был покинуть Рим, то, во всяком случае, им был автор с резко выраженным отрицательным отношением к завоевательной политике. Его произведение, по каким бы мотивам оно ни было использовано Трогом, свидетельствует о расхождении с официальной идеологией и, таким образом, может служить источником при изучении взглядов, характеризующих отношение кругов населения, далеких от того, чтобы славословить победителей.
Все сказанное о «Historiae Philippicae» свидетельствует, что перед нами произведение, тесно связанное с политической и идеологической борьбой своего времени. Проследить эти связи нелегко, так как утрачен первоначальный источник, использованный Помпеем Трогом, – труд греческого автора. Все же, несмотря на то, что Помпей Трог не был историком, способным наложить яркий индивидуальный отпечаток своей мысли на привлеченный им материал, по-новому осветить его и оживить своеобразным пониманием событий, несмотря на то, что произведение начитанного, но не оригинального римского автора начала империи подверглось произвольному сокращению Юстина, несмотря на все эти неблагоприятные условия, «Historiae Philippicae» остаются замечательным памятником античной историографии, отразившим беспокойную мысль и тревожные настроения времени ожесточенной борьбы за господство в рабовладельческом мире Средиземноморья.
Этот литературный памятник представляет интерес во многих отношениях. Все изложение Трога, богатое историческим содержанием, пронизано немногими руководящими идеями – идеей смены мировых держав, возникавших, усиливавшихся и сходивших затем с исторической сцены. Эти империи, основанные на жажде господства и беспощадной агрессией, составляют резкий контраст – с первоначальным состоянием человеческих обществ, когда отсутствовали стремления к покорению соседей и когда были сделаны главные культурные открытия. В этой исторической концепции нельзя не видеть выражения протеста против насилий и произвола основателей империй, самыми яркими представителями которых были в глазах автора Филипп и Александр Македонский, но от которых, если иметь в виду приемы ведения войны и дипломатическую практику, не отличались и римляне.
Мы уже указывали на то, что, несмотря на мозаику источников, фразеология в «Historiae Philippicae» отличается чрезвычайной цельностью во всех частях этого произведения.
Проблема войны занимает и Саллюстия. Но он ставит ее иначе, чем Помпей Трог: он полагает, что человеческие дела были бы устойчивее, если бы доблесть (virtus) царей проявлялась не только на войне, но и в мире. Причины войн и вообще борьбы в человеческом обществе – это стремление к власти и богатству (imperium et divitiae). Так же как у Помпея Трога, imperium сопровождается изменением в нравах: вместо трудолюбия теперь господствует лень, вместо сдержанности и справедливости – низменные страсти, высокомерие и алчность к наживе (ibid. 3). Но последовательности здесь у Саллюстая нет, и вывод для читателя получается несколько неожиданный: власть всегда, утверждает он, переходила к самому лучшему. Саллюстий, как и Помпей Трог, пользуется термином scelus (преступление), но в ином применении: под этим углом зрения он рассматривает действия Югурты и заговор Катилины. Преступления порождаются испорченными нравами государства (corrupti civitatis mores). Эти общие воззрения автора применяются к истории Рима. Концепция этой истории такова. Вначале существовали наилучшие государство и власть, они превращаются с течением времени в наихудшие. Таким образом, Саллюстий противопоставляет не два состояния общества, как Помпей Трог, – origines и imperia, но два вида последних: справедливую власть и несправедливую (imperium justum et injustum).