Лишь почерк помнит, как рвалась строка. И все. Об этом даже струны врут. И значит, ухожу к черновикам. Не мне стоять средь многих на пиру.
Смешно. Я счастлив, мне дано судьбой, везуч, обласкан, молод, весел, сыт, живым закончил свой последний бой, с кокетством говорю про боль и стыд, чего еще?… Не знаю. К черту. Нет…
А текст живет, живет как сам бы жил. Завидую. Я видел лишь во сне ту сказку, что я там наворожил…
5.
— Вот так-то… И читаю я теперь все эти их стишочки и песенки про то самое, что сам когда-то придумал… А они ведь даже не маскируются, они растащили меня на эпиграфы…
— Тебе что-то не нравится?
— Еще бы!
— Ну и что?
— В том-то и дело… Что ничего… Все равно ничего уже не изменится.
6.
В отчаянном желаньи сделать шаг, с размаху бьюсь о стенку бытия. И вот — моя крылатая душа, и вот вокруг нее бескрылый я. Скажи, что делать? Честность не порок. Я честен в пустоте перед собой. Не вижу смысла в чтеньи между строк и знаю, что проигран этот бой. Я слишком стар? Я слишком долго ждал? Что сталось с этим искренним юнцом? Какой в нем сломан призрачный кинжал? Какое на руке его кольцо? В твоих стихах мне чудится ответ, в твоем лице мне видится вопрос. Я вряд ли верю, вариантов нет. Не может быть, чтоб все это — всерьез. И все-таки, надеюсь, что всерьез. С оплатой — ворох разномастных строк — найду гадалку и спрошу ее: куда мне деть мной созданный мирок?
7.
Я похож на императора, который стал импотентом и теперь в бессильной ярости пытается казнить всех девушек и женщин в империи.
8.
«У вас есть неоспроримый статус Творца, но не льстите себе надеждой править здесь. Миры беспощадны к своим создателям. Мужайтесь, друг мой…»
(Л.Денисюк. Путь Робинзона.)