Островский решительно направился к выходу, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но мужчина внезапно сказал таким твердым голосом, что старик замер на месте.
– Не выходите отсюда! Нельзя!
– Что вы сказали?
Кривая ухмылка исказила лицо черноволосого.
– Я знаю, о чем вы думаете… ГЛПС? Ха… – он вытер губы тыльной стороной кисти. – Все гораздо хуже!
Некоторое время он молчал, пытаясь поудобнее устроиться на подушках. Затем вытянул руку, показывая на табурет рядом с кроватью.
– Присядьте… Владимир Николаевич.
«В конце концов, я в маске… Здесь ультрафиолет…» – решил Островский и после недолгого колебания сел на табурет. Но больше всего его поразило то, что пациент назвал диагноз, пришедший ему в голову минутой раньше.
– Вы – врач? – спросил Островский.
– Это не геморрагическая лихорадка.
– Тогда что?
Мужчина судорожно сглотнул («собственную кровь», – догадался Островский); от этого движения розовые слезы снова потекли по его щекам.
– Сапожник сам сделал для себя сапоги, – сказал он. – Ну, и что хорошего из этого получилось?
– Алексей… – Островский быстро глянул на обложку серой картонной папки. – Викторович. Вы уверены, что… адекватно оцениваете происходящее?
– Мозги еще не отлетели, – медленно выговорил Ремизов. – Хотя… Судя по всему, у меня начался геморрагический отек легких… Видите кровь?
Островский кивнул.
– Значит, и мозги потихоньку превращаются в малиновое желе… Удивительно, что я еще соображаю.
Доктор сделал движение, собираясь подняться.
– Не уходите, – с мольбой сказал мужчина. – Я умираю… – он закрыл глаза. Повисла пауза.
Островский понимал, что все это выглядит по меньшей мере странно: он сидит у постели умирающего и даже не пытается ему помочь. Но еще более странным было то, что больной сам запрещал делать это.
– Я немного боюсь… – сказал мужчина. – Не оставляйте меня одного.
Островский всем своим грузным телом подался вперед и пожал мужчине руку.
– Ну что вы, голубчик, ей-богу! Все будет хорошо. Я сейчас…
Черноволосый резко открыл глаза и поймал Островского за запястье.
– Вы не уйдете. Если уж вошли, теперь этого делать нельзя. Послушайте меня внимательно, у нас очень мало времени.
Он стал рассказывать, и чем дальше он рассказывал, тем больше старик недоумевал и сам не знал, верить ли тому, что он слышит.
Вернувшись с результатами анализов, Алена заглянула через стеклянные двери и была поражена увиденной картиной: Островский сидел рядом с больным и очень внимательно его слушал.
Он не делал никаких записей в истории, только кивал, соглашаясь с чем-то.
Алена нажала кнопку переговорного устройства.
– Владимир Николаевич!
Островский вздрогнул и обернулся. Он подскочил к микрофону, установленному в боксе:
– Оставь бланки на столике в тамбуре и сейчас же выходи! Не вздумай заходить сюда!
– Как скажете, – с удивлением сказала Алена и сделала, как велел заведующий.
Островский дождался, когда она снова оказалась в коридоре, затем быстро вышел, схватил бланки анализов и вернулся в бокс.
– Ну, и что там? – спросил мужчина. Черные волосы намокли от пота и облепили его бледное лицо. – Вы все еще хотите найти увеличение количества эритроцитов и незначительный лейкоцитоз?
– Признаться, да. Но здесь – все наоборот. Лейкопения, эозинопения и нейтропения. Все как при гриппе.
– Да это и есть грипп, – усмехнулся умирающий. – А-Эр-Си-66, собственной персоной. Неужели вы до сих пор мне не верите?
– Увы, приходится верить. И что я теперь должен делать? Вы многих успели заразить?
– Не думаю. Катаральные симптомы до сегодняшнего утра были выражены не очень четко… Я не так уж и много чихал…
– А сегодня… – начал Островский.
Мужчина перебил:
– Вы уже инфицированы. Но вирус пока в неактивной форме. Вы инфицированы, но еще не больны. И не заболеете, если…
Черноволосый закашлялся, извергая алую пенящуюся мокроту.
Островский не понимал, что ему делать. Голова шла кругом, и он уже не знал, за что хвататься. С одной стороны, он должен был выполнять свой долг. Но с другой… Учитывая то, что сказал этот пациент…
Как ему не хватало сейчас доброго совета!
Островский вышел в тамбур, достал из кармана мобильный телефон и набрал домашний номер Гарина.
