Повторяю, Витю отличала исключительная доброта. По сравнению с прочими охотниками он был и не таким прагматичным, и не таким суровым. От него, и от его жизни веяло чем-то теплым, веселым, счастливым. Он не противопоставлял тайгу семье, охотился неподалеку от деревни — все у него было под боком, вообще все было. И жил, где родился, и родители жили рядом, и семья с ним была, и жена любимая. И вдруг все стало рушиться.
Витину мать тетю Феню разбил паралич, и она пролежала пластом лет десять, пока наконец не стала потихоньку расхаживаться — помню стоящую с палочкой у забора своего дома — бледную, залежавшуюся и казалось всей душой впитывавшую забытый вольный запах. Она умерла, так и не надышавшись. Вскоре умер и отец, дядя Петя, так и не уехавший с новой женой в город. Умер накануне отъезда, и наши бабы говорили "Феня не пустила". За один год Витя похоронил и мать, и отца.
Поздней осенью я забрасывал Витю на охоту. Довез до места, где река замерзла, с разгону залез лодкой на лед, и она стояла косо, задеря нос, корма выдавалась в Бахту, собирая свежий ледок, и в кристальной воде неподвижно синел сапог мотора. Выпивать мы начали еще по пути, а теперь кончали остатки. Бакланили, разогретые водкой, дорогой, с нажареными ледяным ветром рожами, обсуждали что-то текучее, интересное, работу мотора, ледовую обстановку, и вдруг Витя, помолчав, спросил про моих родных — живы ли? Отвернулся, вытер рукавом глаза. И добавил трезвым и спокойным (несмотря на обилие выпитого) голосом:
— Ты не смотри на слезы эти — это не водка говорит. Просто тяжело за один год обоих родителей потерять.
Витина жена Татьяна работала учительницей, и было у них с Витей трое ребятишек. Таня была симпатичной, норовистой и самоуверенной женщиной, но жили они с Витей бурно и дружно, потому что он ее по-настоящему любил и семья для него значила все. В ребятишках он души не чаял, и вообще старался провести с семьей как можно больше времени — охотники даже подсмеивались — мол, не настоящий уже промысловик, все норовит из тайги в деревню удрать. Вернувшись из тайги, сидел, облепленный ребятишками, светясь от счастья. Бывало ссорились с Татьяной — в основном на почве ее ревности к друзьям-охотникам, но все равно семья — была, и с большой буквы семья.
Когда стала разваливаться система пушного промысла и охотники из зажиточных превратились в полунищих, Татьяна стала пилить Витю, что он мало зарабатывает, и подбивать уехать куда-то поближе к цивилизации, дескать «Бахта — дыра, и детей здесь не выучишь». Витя и слушать не хотел — рыбак и охотник, вне этой жизни он себя не мыслил.
Весной Татьяна поехала в Красноярск на курсы повышения квалификации. Позже выяснилось, что она ехала не квалификацию повышать, а искать новое жилье и работу. Найдя, она сообщила об этом Вите, приехала, забрала детей и попрощалась:
— Адрес знаешь, захочешь — приезжай.
Осенью Витя много пил и по пьянке застудил седалищный нерв — стали болеть ноги. Заехал в тайгу и там его скрутило так, что он еле дотащился до избушки, где лежал несколько дней, пока его не вывезли на снегоходе два брата-охотника, случайно оказавшиеся рядом — завозили в соседнюю избушку отца-пенсионеру. Пол зимы Виктор пролежал в туруханской больнице. Сезон пропал. Летом ездил к Татьяне. Мучился, не знал, как жить. Решил, что будет охотится в Бахте и ездить к семье за тысячу верст.
Прошлой зимой выбрался под Новый год из тайги. Выезжал на "буране" с санями, привязав к ним еще и нарточку. Реку завалило пухляком, да еще вода страшенная под снегом, и пришлось бросить нарточку, потом сани, а потом напротив деревни и "буран", и прийти домой пешком.
Поехал домой во вторник, чтобы в четверг на почтовом вертолете лететь — так скучал по семье. Стоял мороз и мужики по рации уговоривали переждать денек — "оттеплит, потом все вместе и выедем". Но он торопился.
В среду у Вити собрались гости, все приличные мужики с женами, разошлись часу во втором, посидели хорошо, особо и не напились, долго прощались, толклись под морозными звездами на крыльце. Настроение испортил пьяный сосед Серега, полез к Вите, ("Я к тебе в гости пришел"). Витя прогнал его взашей.