И всюду первым был Курчатов.
Тяжкую ношу взвалил он тогда на себя… Да! Но и познал радость победы. В момент атомного взрыва лицо его сияло счастьем. Но лишь миг… Итог труда. Он оправдал надежду Родины…
Но с великой силой пришла и великая ответственность. И тогда уже Бороду волновал не столько блестящий результат неслыханного напряжения сил, сколько мысль: принесет ли советский атомный взрыв желаемый психологический эффект? Заставит ли Соединенные Штаты задуматься над возможными последствиями применения атомного оружия? И заставит ли отказаться от него во имя будущего человечества?.. Ведь обе страны стояли тогда у истоков ядерной гонки, развитие которой можно было приостановить еще в зародыше…
«Не заставил… — горестно подумал Палин. — Но блокировал. Удержал…»
А какой ценой далась победа! В горячке штурма все казалось оправданным: и пренебрежение опасностью облучения, и внезапные смерти товарищей, падавших на ходу…
И сам Борода… Разве он жалел себя?
Уже значительно позже, узнав малоизвестные факты его биографии, Палин понял: Курчатов всегда был таким!..
Но что же это было? Непостижимая дерзость, смелость, уверенность или самоистребление гения?.. Вот уж где результат стоял превыше всего! Что там жизнь!.. Только истина, открытие, дерзновенность и бесстрашие! В этом весь Курчатов…
Еще задолго до начала атомной эпопеи, работая с циклотроном в радиевом институте, Игорь Васильевич порою пугал сотрудников внезапными обмороками, которые сам называл «небольшими недоразумениями».
Была ли это усталость? Да… Но и отсутствие защиты от нейтронов и гамма-лучей сказывалось.
На всякий случай рядом с циклотроном соорудили поленницу из сырых березовых дров. В них вода, водород, который тормозит нейтроны, захватывает их… Так и работали потом, управляя циклотроном из-за поленницы сырых дров, но зато без всяких недоразумений…
Вообще, Игорь Васильевич, казалось, жаждал личного контакта с нейтронами… Построив и запустив первый в Европе атомный реактор в монтажных мастерских на Ходынке, Курчатов доложил об успехе в Кремль.
Прибыли члены правительства.
— Чем вы докажете, что урановый котел работает? — спросили его.
Глаза Курчатова сияли.
— Котел в работе! — весело сказал Борода.
Из динамика раздавались редкие сухие щелчки.
— Слышите? — спросил он. — Идет устойчивая реакция деления ядер!.. — и вдруг произнес — Теперь слушайте внимательно!
Неспешным шагом Игорь Васильевич пошел на сближение с урановым котлом. Щелчки из динамика участились и постепенно перешли в лавинный треск. Курчатов поднял руку и окинул всех лучистым взглядом.
— Слышите? Сейчас идет ядерный разгон… Я стал отражателем, утечка нейтронов из активной зоны уменьшилась… — И, обворожительно улыбнувшись, широким жестом пригласил. — Прошу неверующих, подходите…
Присутствующих охватило суеверное чувство. Делегация поспешила удалиться. Бороде поверили…
— Берегите здоровье! — говорили ему.
— Не та задача, чтобы беречь себя! — любил отвечать Курчатов.
Часто в то время можно было видеть бородатого великана с дозиметром в руке, медленной походкой вышагивающего вокруг монтажных мастерских и измеряющего интенсивность излучения первого в Европе уранового котла…
Но регистрировал нейтроны не только прибор. Доставалось и человеку.
Не только организовать и направить, но все понять самому, пощупать руками… Таков был он — первый в стране и Европе атомный оператор.
Но где-то в этот период им владели еще иллюзии… Война позади. Не настало ли время вернуться в тишину лабораторий к фундаментальным исследованиям?
Сталин распорядился иначе. На несколько лет ему пришлось покинуть Москву, пока не отгремели первые атомный и водородный взрывы…
Палин вдруг явственно увидел бородатого великана, неспешно идущего вдоль переходного коридора первого бомбового реактора в сторону центрального зала. Он то и дело останавливался, подзывал нужного человека. Увидев Палина, Курчатов поманил его пальцем. Палин подошел.
— Володя… Сегодня будет дело… — весело сказал Борода — Распухли урановые блочки в центральном технологическом канале… Будем дергать… Жду тебя…
Потом уже, стоя на пятачке атомного реактора, положив тяжелую руку на плечо Палину и словно оправды ваясь, сказал.
