Гегель приводит следующий пример:
«Рассмотрим кусок сахара; он — твердый, белый, сладкий и т. д.
Мы говорим, что все эти свойства объединены в одном предмете, но
это единство не является предметом ощущения. Точно так же обстоит
дело, когда мы рассматриваем два события как находящиеся друг к
другу в отношении причины и следствия. Воспринимаются здесь два
отдельных события, следующие друг за другом во времени. Но что
одно событие есть причина, а другое — следствие (причинная связь
между этими двумя событиями), — это не воспринимается, а
существует лишь для нашей мысли» *).
Совершенно неверно, будто «определения причины и действия
не почерпнуты из наблюдения», т. е. из опыта. На этом примере мы
лишний раз убеждаемся в неправоте Гегеля и идеализма вообще.
Из того факта, что мы не ощущаем непосредственно действия
причины, Гегель делает вывод о том, что определения причины и
действия не почерпнуты нами из опыта, а принадлежат нашей мысли.
В природе существует много такого, что нам не дано в
непосредственном ощущении и относительно чего мы делаем те или иные
логические выводы, исходя, однако, из того, что нам дано в восприятии
или ощущении. Почему я одно событие считаю причиной, а другое
действием? Очевидно прежде всего, что оба события мне дани в
восприятии, причем одно дано как предшествующее, другое как
последующее одно как «порождающее» другое, а другое как «порожденное»
первым и т. д. Все это с достаточной убедительностью доказывает,
что определения причины и действия почерпнуты нами именно из
наблюдения и опыта, а вовсе не из сферы чистой мысли. То же самое
относится ко всем категориям, которые являются не чем иным, как
отражением, результатом и обобщением опыта. Но наблюдение и
опыт вовсе не сводятся к непосредственному ощущению и восприятию.
Вез мышления нет научного опыта.
В этой связи должно в двух словах остановиться еще на вопросе
о взаимоотношении между логикой и реальными науками, как обычно
их называют. Гегель полагает, что все же недостаточно изучить одни
*) Гегель, Энциклопедия, ч. I, § 44, стр. 89.
категории и даже всю их систему. По его мнению, от логики, которая
имеет дело с «пустыми» категориями, следует перейти к реальным
сферам, к природе и духу. Но оказывается, что при этом переходе
логическая идея не обогащается новым, Гегель говорит «чуждым»,
содержанием, а сама «определяется и раскрывается в формах природы
и духа».
В действительности же дело обстоит как раз наоборот Логика
исторически, как мы уже видели и как это подтверждает сам Гегель,
возникает позже так называемых реальных наук. Иначе говоря, она
развивается вместе с ними, представляя собою обобщение и итог
исторического развития человеческого знания вообще. Гегель в качестве
идеалиста считает, что логическая идея, или чистая мысль, сама
«определяется и раскрывается в формах природы и духа». Логика, по
Гегелю, предшествует истории. Здесь все поставлено на голову. Чистая
мысль не может «породить» из себя природы и духа. Развитие
природы и человека, как части ее, приводит к тому, что «чуждое»
содержание становится предметом мысли. Словом, логика базируется на
природе и «духе». Представляя отвлеченное обобщение науки о
природе и духе, т. е. человеке и его историческом развитии, логика, как
высший продукт мысли, сама в свою очередь дает возможность
реальным наукам пользоваться известными законами, добытыми
на основе этого широкого исторического обобщения и опыта. Поэтому
логика так же развивается, как и все на свете, не являясь чем-то раз
навсегда данным и законченным.
Возвращаясь снова к вопросу о чистой мысли и чистой науке,
необходимо прежде всего заметить, что логические категории суть
абстракции, отвлечения от реальных вещей и их отношений, — стало
быть, никакого самостоятельного существования они не имеют.
Вопреки своей диалектике Гегель считал, во-первых, что категории
в качестве чистых мыслей, в качестве чистых бесплотных духов
одарены самостоятельной жизнью, сами движутся, — отсюда его
самодвижение понятия; во-вторых, он считает их вечными сущностями,
воплощением коих является действительная природа и история.
