Основные исследовательские установки были сформулированы Конрадом Лоренцем. Познавательный аппарат человека с древних времен мыслился, по крайней мере сторонниками корреспондентской теории истины, как некое зеркало, отражающее мир. Сознание как инструмент познания ни в коей мере не является зеркалом: создавая мысленные репрезентации и перерабатывая информацию, мы не просто отражаем, но и конструируем мир. Также Лоренц считал, что нет большего заблуждения в истории человеческого духа, чем мнение эмпириков, что человек перед каждым индивидуальным актом познания есть чистая доска, tabula rasa. Существуют генетические предрасположенности, и есть филогенетический опыт человечества, который снимается в индивидуальном сознании и предстает как онтогенетическое априори. Исследование когнитивного аппарата человека, его эволюционного происхождения и различий в способах восприятия мира представителями различных исторических эпох и различных этнических популяций сегодня – это, по мысли Лоренца, попытка заглянуть за зеркало и увидеть его обратную, скрытую от нас сторону, понять механизмы его функционирования. Это попытка лучше понять самих себя, заглянуть в самих себя.
Лоренц проводил глубокие параллели между сознанием человека и когнитивным аппаратом животного и подчеркивал, что сама жизнь есть процесс приобретения знаний, когнитивный процесс: жизнь тождественна познанию. Эволюционная эпистемология объясняет то, что для Аристотеля представлялось загадкой и для объяснения чего последний ввел целевую причину. Почему, допустим, кошка имеет когти? Ответ Аристотеля будет: «Чтобы ловить мышей!». Для Лоренца телеология не нужна: соответствующее морфологическое приспособление тела кошки есть результат эволюции и имеет ценность для выживания. Все знание человека имеет приспособительный характер и означает совершенствование нашей способности к выживанию. Печать адаптации (адаптивной ценности) лежит даже на высоко абстрактных результатах человеческого познания, ценность которых для выживания доказывается весьма опосредованно, через сложные цепочки связи теоретического и эмпирического. Ментальные и перцептивные способности человека связаны с его телесными действиями, поскольку человек вышел из животного мира.
Для животного связь познания с действием очевидна и непосредственна. Вещи, окружающие животное, – это предметы действия, о чем говорил Я. фон Икскюль и что подчеркивал Лоренц. Хватать для животного – значит познавать и понимать. Greifen есть begreifen. Хватание телом является для них хватанием в образах восприятия, что отражается в этимологии слова «понятие» во многих языках. Понять в русском языке означает обнять мыслью, схватить в представлении. Причем, как показывает Лоренц, для животных представление о действии и желание действовать неразделимы с самим действием. Животные никогда не могут попасть в положение, что они «хотят» лететь, но не могут. Гуси летают только дважды в день, утром и вечером, но у них всегда воление совпадает с действием[35]. Мир, строящийся через телесное действие живого существа, имеет еще и такую особенность, что в процессе эволюции не только животное (или растение) приспособилось к окружающему его, внешнему для него миру, но и мир, как мир именно этого живого существа, его Umwelt прошел свою часть пути ему навстречу. Этот процесс в биологии называют процессом коэволюции, а в современной когнитивной науке – процессом энактивного встраивания живого существа в окружающую его среду, которую оно осваивает, к которой приспосабливается и которую отчасти преобразует с учетом своих нужд.
Лоренц стремился прояснить, чем мы, люди, схожи с животными и чем принципиально отличаемся от них. Субъективные переживания животных, их способности испытывать радость и страдание практически ничем не отличаются от таких способностей у нас. Так, молодой гусь начинает плакать, когда он остается один, когда он боится и когда потерял родителей. То, что отличает человека от животного, – это рефлексия, осознание себя, самонаблюдение и самоисследование, возможность посмотреть на себя со стороны, защищая идею, пренебрегать чувством самосохранения, т. е. проявлять свой дух, который может работать против жизни. Это, как говорил Лоренц, дальнейшая фульгурация, или, как мы скажем сегодня с точки зрения теории сложности, эмерджентность, возвышающая человека над царстом животных.