I
Поток переживаний, образующий то, что мы называем психической жизнью, не во всех своих моментах является настоящим объектом познания, пригодным его материалом; он становится таким объектом или материалом только там, где выступает в более или менее организованном виде, в форме опыта. Даже в пределах непосредственного опыта есть много неясных, смутных переживаний, которые исчезают, едва возникнув в поле психики, которые так неопределенны и кратковременны, что ускользают от познания, почти не существуют для него. Но остается еще вопрос о том, что лежит за пределами непосредственного психического опыта, хотя не за пределами возможного опыта вообще.
Существуют ли достаточные основания, чтобы отрицать психическую жизнь в утробном младенце, в человеке, спящем глубоким сном без остающихся в памяти сновидений? Все наше познание чем дальше, тем в большей мере проникается идеей непрерывности, чем дальше, тем менее способно мириться с каким бы то ни было отклонением от этой идеи, чем дальше, тем решительнее делает ее своей всеобщей предпосылкой. Между тем идее этой безусловно противоречит представление о том, что психическая жизнь возникает из ничего, как прибавочный феномен* непрерывно развивающейся жизни физиологической, и на несколько часов может совершенно прекращаться, чтобы вновь воскресать из психического «ничто» в момент пробуждения. Однако ни утробная жизнь, ни сон без сновидений не дают нам непосредственного психического опыта, а потому лишь косвенно могут служить материалом для психологического познания. Это — темный хаос переживаний, в котором нет «души», нет организованного единства, характеризующего мир опыта.
Психический мир ребенка первых лет жизни, а также мир сновидений и бреда представляют ряд промежуточных проявлений жизни, пограничную область психического хаоса и психического опыта. Здесь есть организованность, но только отрывочная: колеблющиеся образы, неустойчивые сочетания — зарождение порядка среди бесформенного материала жизни и вторжение бесформенной жизни в порядок опыта. Естественно, что эти переживания находятся в неопределенном и изменчивом отношении к системе опыта; в сфере памяти мы находим только обрывки от впечатлений первых лет жизни, перемешанные с иллюзиями памяти и внушенными воспоминаниями, только изолированные сцены из жизни снов, исчезающие в массе неясных ощущений смутности и дисгармонии. На заре жизни человека и человечества эта область полуорганизованной психической жизни еще господствует над зарождающейся стройностью опыта и с величайшей медленностью отступает перед ее развитием; до сих пор сохраняются еще следы такого господства, в виде суеверий, предчувствий, мистики. Но давно уже несомненна победа опыта с его возрастающей гармонией и целостностью.
Присмотримся поближе к этим различным степеням психического единства жизни, постараемся понять их жизненную связь, объективные условия их взаимных переходов.
Сравнивая состояние спящего глубоким сном человека с состоянием утробного младенца, нельзя не найти большого сходства между ними: и здесь и там внешние впечатления устранены, проявления жизни сводятся к растительным процессам, питание тканей организма преобладает над его затратами, реакции на внешний мир отсутствуют, кроме немногих рефлексов. Вообще, глубокий сон представляет как будто временное возвращение к тому типу жизни, который свойствен человеку до рождения, и по своему созидательному значению для организма всего меньше похож на смерть с ее неизменным спутником — разрушением организма. Однако между сном и утробной жизнью есть глубокая принципиальная разница: спящему достаточно проснуться, чтобы очутиться в мире опыта, в сфере сознательной жизни; нерожденному младенцу для этого надо еще родиться и развиться. В одном случае система опыта еще не успела развернуться и организоваться, в другом — она временно как бы свертывается и дезорганизуется.
Сумма опыта, богатство переживаний и с количественной, и с качественной стороны определяется отношением организма к его среде. Там, где между организмом и средой имеется полное равновесие, где соприкосновение организма и среды не представляет разницы в напряжениях энергии, там вообще нет почвы для переживаний: организм как бы не существует, сливаясь в безразличии со своей средою. Всякое переживание есть различение, и жизни нет там, где нечего различать. Но лишь только среда и организм выступают как энергетически неуравновешенная комбинация, лишь только имеется разность напряжений энергии, лишь только возникает определенный поток энергии между обоими комплексами — организму есть что переживать, безразличие сменяется жизнью.
