Для яркой характеристики творчества предлагается пьеса о России «Данишев». Золя дружил с Тургеневым, ценя его за реалистическую манеру изложения, поэтому имел определённое представление о стране. Видимо, такого же представления о России не имел Дюма-сын, использовавший чрезмерное количество допущений, должных вызвать гомерический хохот у зрителя из истинной страны действия пьесы. Смеяться будут не над происходящим на сцене, а над абсурдностью демонстрации якобы имеющего место быть. Пьесе реалистичности должен был придавать псевдоним П. Невский, под которым она была изначально представлена. И тут Золя не стал сдерживать себя, забыв о привычке находить положительные черты. С Дюма-сыном Эмиль не желал связываться, испытывая ненависть ко всему им делаемому.
С тем же негативом Золя разбирает пьесу «Бальзамо», основанную на оригинальном произведении Александра Дюма-отца, написанную с характерными для того вольными отступлениями. Ещё больше их позволил Дюма-сын, превратив историю графа Калиостро в нечто невообразимое, а говоря обыденно — в кашу. Эмиль склонен думать, что зрителю решено было показать только декорации, тогда как прочее не заслуживало внимания. Лично он порядочно скучал, внимая представлению.
Основной укор Золя в сторону Дюма-сына: чем старше Александр становится, тем больше в его произведениях фальши. Дополнительно Эмиль разобрал пьесы «Иностранка» и «Дама с камелиями», пространно говоря о прочем. Когда ему надоело изобличать романтизм Дюма-сына, он заново стал размышлять о натурализме, в прежней своей манере отбиваясь от права называться родителем данного литературного направления.
Позиция Эмиля Золя понятна. Он требовал следования правдивости. Допустимы отклонения от действительности, если они разительно не искажают правду. Александр Дюма-сын потому для него являлся скорее фантазёром, нежели достойным внимания писателем. Не проводя никаких изысканий, Дюма-сын писал пьесы и тем удовлетворял зрительский спрос. Тут ещё стоит добавить, что сам Золя не желал видеть слепоту человека, готового верить не в реальность, а в вымысел.
Золя вменял в вину следование романтизму, тогда как оправдывающей Дюма-сына должна была стать вполне очевидная причина. Парижанин верил определённой информации, отказываясь соглашаться с какой-либо другой. Пусть он заблуждается, но разве ему есть существенная разница, знай он всю правду о реалиях других стран? К тому же, парижанин видел аллюзию на себя, которую и принимал, вполне осознавая, что тем автор находил способ уйти от правды, демонстрируя всё-таки именно правду.
Золя не мог этого не понимать. Он всего лишь желал видеть действительность без искажений. Не станем защищать Александра Дюма-сына, ежели Золя не нашёл для него слов снисхождения. Когда речь заходит о фальши, значит имеется веский повод для обвинений во лжи. Кто-то был обязан принять отрицательную критику, стать основным раздражителем, прижизненным воплощением для того, чтобы на него указывали пальцем и говорили, что это он виновен в поддерживании романтизма на плаву.
Александр Дюма-сын соответствовал всем прегрешениям романтизма, дозволяя совсем уж несуразное развитие сюжетных линий. За это на него и гневался Эмиль Золя. Но всё же согласимся, даже отрицательное отношение является важным мнением.
Викторьен Сарду. Эжен Лабиш (1877—80)
В сборник «Наши драматурги» также вошли статьи о Викторьене Сарду и Эжене Лабише, написанные Золя с 1877 по 1880 годы. Русскоязычному читателю имена данных драматургов могут быть незнакомыми, тогда как интереснее будет о них узнать, вспоминая о страсти Золя пересказывать сюжеты.
Викторьена Сарду Эмиль Золя не ценил из-за постоянного придерживания одних и тех же шаблонов. Кроме того, Золя отмечает, как узнавал в ряде работ Сарду собственные произведения, должно быть вдохновлявшие Викторьена на творчество, бравшего их за основу для пьес. Если таковые драматурги и далее будут работать для театра, то драматическому искусству точно не дожить до натурализма, ибо погибнет оно много раньше.
Почему же писатели выбирают театр? Золя в том видит дань времени. Например, Мольер мог писать романы, были бы они популярны в его дни. Сам Эмиль мог бы и не придерживаться занимаемых позиций, будь он современником Мольера. Почему же именно в конце XIX века авторы продолжают сочинять пьесы? И, как видно, делают это крайне плохо. Стоит думать, что они могли бы писать романы, но окажутся невостребованными. Театр же продолжал оставаться актуальным, и Золя знал почему.
