Допить мы, естественно, допили, но всё же поинтересовались у Ёлы-Палы, а почему он, собственно, не потребует у местных властей какую-никакую ванну ему соорудить. Несколько размякший после дружеского отдыха Ёлы-Палы рассказал, что когда-то пытался, и даже был зван на какие-то комиссии, а другие комиссии имел сомнительную честь принимать прямо на дому, и бумаг ему эти комиссии надавали без счета, но с места дело так и не сдвинулось. Он и плюнул. А в “Москву” ходит чуть не с первого дня, как бассейн открыли, и даже когда там бывает какая профилактика, ему всё равно кто-то из дружков насчет душа и даже сауны способствует. Так что не пропадает и коростой от грязи не идет. Надо сказать, что вид у Ёлы-Палы действительно был вполне помытый и даже его вечное старое пальто и вечно намотанные вокруг шеи разнообразные шарфы вида этого не портили. Но всё же мы были сильно удивлены, когда, как рассказал мне Лев, во время визита в дом уже новой, извините за выражение, перестроечной комиссии, которая дотошно выспрашивала жильцов, чем бы им мог помочь мылящийся в депутаты какой-то записной демократ из бывшего моссоветовского начальства, именно Ёлы-Палы ни о каких своих проблемах не упомянул, хотя остальные чего-то там просили, а кое-кто впоследствии какие-то незначительные мелочи типа поправленной форточки даже и получил. И в процессе следующей дружеской встречи на высшем уровне даже поинтересовались, почему же он не рассказал новым комитентам о своих проблемах и о невыполненных обещаниях комиссий старых. Глядишь, чтобы доказать, что раньше трудового человека исключительно угнетали, а теперь исключительно демократизируют, могли бы чем и помочь. Может, даже, и настоящей ванной!
Ёлы-Палы неожиданно окрысился, недобро высказавшись, что, дескать, самый активный и заботливый член комиссии новой нередко присутствовал еще и на заседаниях комиссий старых, как раз когда с Ёлы-Палы и разбирались.
— Ну, и чего я перед этим козлом распинаться стану? Чего это я именно ему в детали вдаваться буду? Даже если и разложу по полочкам всё, как было, да как мне они сами на разных встречах обещали, да еще и напомню, что два последних-то раза он и сам там сидел, — поможет что ли? Как же, ёлы-палы, жди! Хуже бы не стало. За правдивую-то погудку смычком по рылу бьют. Вот и тут насочиняют каких-нибудь бумаг, да и окажется, что мне и того, что есть, не положено, или же в моей хавире отопитель или, наоборот, холодильник надо ставить, — без разницы, главное, что враз и вышибут отсюда в свое Орехово-Паскудниково или что там у них еще погаже, ёлы-палы, есть. Нет, я уж лучше тут хоть как. Это как с утра бывает, если перед этим на бутылец в смертельную наехал, и в доме ни капли, а на улицу тоже не выйдешь, потому как вид, как у папы Карло, если не хуже, так что первый же мусор тут же за хвост потянет, благо что их тут, ёлы-палы, как грязи. Вот и терпишь. Опохмелиться нечем — слюнку проглоти, да языком закуси. Потихоньку и отойдешь. Так я и с ними — язык уж давно прикусил и только слюнку глотаю. А то лишнее скажешь, так известное дело — лося бьют в осень, а дурака завсегда! Только с меня-то им дурака не сделать!
Ёлы-Палы наконец утих. И похоже было, что его, в основном, возмутило появление знакомого волокитчика в роли народного заступника, а так он, в принципе, против сложившегося положения не очень-то и возражает. Как мы смогли реконструировать из его отдельных замечаний и обрывочных сообщений к слову, бассейновый душ для него был не только местом омовения, но еще и чем-то вроде клуба равных между собой абсолютно голых людей. Вот это равенство ему и нравилось, как привлекала и всесторонняя информированность случайных соседей по душевой или раздевалке, ибо где, как не там, временно сплоченные своей голожопой открытостью мужики способны говорить обо всем без страха и сомнения. Во всяком случае, именно оттуда он приходил заряженный разнообразными новостями. Не знаю, как в бассейновом душе, но интересно, что с нами, несмотря на уже довольно частые совместные времяпрепровождения, на обсуждение новостей крупных — ну, там, по поводу президента, или воровства в правительстве, или банковских махинаций — он никогда не раскалывался, а предпочитал муссировать всякую мелкую уголовщину или бытовое разложение, благо этого добра теперь свободная журналистика предлагала — ешь не хочу. То ли действительно ему все верхние дела были до лампочки, то ли даже с нами осторожничал, памятуя свое любимое соображение насчет того, что дурака бьют завсегда, но своим правилам не изменял даже в глубокой поддаче.
