Элвис Пресли: Реванш Юга - страница 12

Оказавшись в крайне стесненном положении, Пресли нашли приют в центре беднейшего квартала. В последующие месяцы они переезжали с одной квартиры на другую, с каждым разом все более жалкую, и покидали ее, задолжав соседним бакалейщикам, пока не оказались в трущобе на аллее Мобайл, за пустырем, служившим городской свалкой. Можно понять, что при таких условиях Элвис искал спасения в музыке — области, в которой он добился наиболее существенных успехов. Он привык петь на переменах, во время школьных мероприятий, снискав определенную популярность у девочек своей школы.

Пресли катились под откос почти год, пока в 1947 году Вернон наконец не получил место разносчика у оптового торговца фруктами и овощами. Почти в то же время Глэдис взяли на работу в химчистку, и эта неожиданная манна небесная позволила семье вырваться с аллеи Мобайл и подыскать себе дом из четырех комнат в негритянском квартале Шейк Рэг. Переезд в негритянское гетто Тьюпело считался движением вниз по социальной лестнице: явный признак того, что «белая беднота» стоит на самой низшей ее ступени. В Тьюпело это было приговором: те редкие белые, что проживали в Шейк Рэг, автоматически зачислялись мелкой и средней местной буржуазией в категорию «белого отребья».

Жители Восточного Тьюпело смотрели на дело несколько иначе: самые зажиточные испытывали к Пресли сострадание, а близкие прекрасно знали, что нищета цветов не различает, и ни один из их друзей не был шокирован тем, что они поселились в гетто. Сам Вернон часто подчеркивал свое несогласие с дискриминацией всякого рода: «Мы всегда сочувствовали другим, кем бы они ни были. Мы никогда не были расистами, никогда никого не презирали, и Элвис рос таким же». Элвис не изменит этой позиции и став взрослым; в конце пятидесятых он ответил одному журналисту, которого удивило, что он почтительно разговаривает с хозяином негритянского ресторанчика: «Я всегда говорил ему „сэр“. С чего бы мне меняться?»

Нежелание судить о других по субъективным критериям наверняка можно приписать тому, что Элвис рано познакомился с бытом негритянского Юга. Поселившись в Шейк Рэг, он впервые столкнулся с этой ипостасью бедности в самом центре Дальнего Юга. Хотя вскоре он убедился, что средний класс относится к афроамериканцам практически так же, как и к людям его круга, и заметил, что образ жизни тех и других (особенно в кулинарном плане) весьма схож, но, однако, обнаружил существенные различия в той области, которая захватывала его все больше и больше, — в музыке.

Особенно разительным контраст был в церкви, когда он посещал разнузданные воскресные службы в церкви Христа неподалеку от дома его родителей на Норт-Грин-стрит. Богатство гармонии, возбужденность солистов, когда они забирались в самый верхний регистр, зрелищное взаимодействие между проповедником и верующими — все это показало ему, что вера может иметь самое разное выражение.

Музыка соседей тоже привела его в изумление. Он не был подготовлен к такому потрясению: в те времена радиоэфир был наглухо закрыт для негритянской музыки, за исключением разве что свинга в исполнении джазовых оркестров. Элвису был знаком блюз в подаче Джимми Роджерса, но он открыл для себя гораздо более чувственную музыку, лившуюся из музыкальных ящиков окрестных баров, мимо которых он проходил, присутствуя по выходным на репетициях небольших оркестров в евангелистско-лютеранской общине, слушая, как Юлисс Мэйхорн, бакалейщик из лавки на углу, играет на тромбоне. Экзотика этой музыки усиливалась невероятно яркими цветами платьев, которые женщины без всяких комплексов надевали в субботу вечером, или набриолиненными прическами негров, стремившихся выпрямить свои курчавые волосы и придать им матовый блеск.

На уровне Тьюпело это было предвестием того, что Элвис вскоре увидит в Мемфисе: его родители внезапно решили переехать туда осенью 1948 года, в погоне за надеждой на лучшую жизнь.