Кроме того, это общество несколько отличалось от многочисленных миссионерских и благотворительных обществ, в которых религиозная сторона обычно занимает видное место. Большая часть присутствующих здесь дам обычно не принимала участия в подобных вещах; намерением капеллана и было как раз собрать в своем обществе самых знатных дам, которые раньше лишь ограничивались тем, что вносили деньги.
При этом он вовсе не думал сделать свое общество более аристократическим и замкнутым, чем другие общества в городе. Но он придерживался взгляда, что в наше время священники слишком много обращаются к среднему классу и не воздействуют на тех, кто занимает высшее положение в обществе и считает, что достиг высших степеней образованности.
К ним-то он и хотел обратиться.
Но город, к сожалению, его не понял. И подобно тому, как всегда между бесчисленными обществами с самыми разными задачами и разнообразными благотворительными комитетами, созданными для любых целей, царят конкуренция и сильное соперничество, так и в этом случае все вместе стали косо смотреть на нового конкурента — на это изысканное, в высшей степени респектабельное «Общество помощи падшим женщинам общины святого Петра», председателем которого был консул Вит!
III
Мадам Спеккбом практиковала и в окрестностях города, и ее самолюбию очень льстило, когда перед ее дверью останавливалась одноместная или даже двухместная двуколка.
Когда бывало место, она брала Эльсе с собой. Кроме этих поездок, Эльсе, собственно, и не видала сельской жизни: обычно она никогда не выходила за пределы узких, извилистых улиц города; самое большее, что она могла позволить себе, — это взять тайком чью-нибудь лодку и покататься немножко по бухте.
Однажды в погожий день в конце августа ей довелось поехать с мадам, которую вызвали за город, на кирпичный завод консула Вита, где жена управляющего уже давно лечилась у мам Спеккбом.
В связи с этим событием весь Ковчег пришел в движение, и все соседские ребятишки благоговейно обступили двуколку, чтобы посмотреть, как будет садиться мам Спеккбом. Кристиан Фалбе кивал со своего этажа; Банда собралась у чердачного окна, откуда можно было видеть, как поедет повозка, и все кричали и махали Блохе. Она вертелась, сияя от счастья, и смеялась так, что узенькая улочка звенела от ее смеха.
Солнце светило еще не очень ярко. Его серо-фиолетовые лучи прорезывались сквозь тихий, тяжелый осенний туман, который поднимался с озер и сырых болот и смешивался с темно-коричневым утренним дымом из всех труб города.
Но когда они поднялись выше в гору, туман рассеялся, если не считать нескольких его клочьев, застрявших в городских садах и под большими деревьями у церкви. Потеплело, и воздух стал таким прозрачным, что далеко на востоке показалась полоска открытого моря. Но над фиордом у города, над островами, над высокими синими горами, на лугах и желтых пашнях, на холмах и поросших вереском полях, сиреневых от цветов, еще лежало раннее осеннее утро — такое тихое и красивое.
Блоха сначала столько смеялась и болтала, что мам Спеккбом попросила ее попридержать язык. Мадам больше хотелось побеседовать с возницей, стоявшим сзади, о том, кто в этих краях чем болеет, и вообще, как тут живет народ.
Эльсе замолкла — не потому, что она так уж считалась с мадам, просто у нее постепенно пропало желание болтать.
Она молча, уйдя в себя, наслаждалась всем тем, что видела вокруг. Всякий раз, завидев корову, она уже не вскрикивала от восхищения, а радовалась, думая, как приятно должно быть ходить вот так и жевать свежую, прохладную траву.
Царила мертвая тишина, и озера, появлявшиеся и исчезавшие за холмами, были гладкими, как зеркало. Рожь стояла уже светло-желтая, но в овсе еще попадались зеленые пятна — в долинах, где слой почвы был глубже. Вчерашний ветер пригнул к земле тяжелые короткие колосья. Отовсюду струился запах чего-то теплого и зрелого.
Но когда они отъехали от города настолько, что пашни кончились и по обеим сторонам дороги потянулись сиреневые холмики — покрытые вереском кочки, от свежего воздуха прямо захватывало дыхание, так что Эльсе несколько раз глубоко вздохнула и схватилась за грудь — ей показалось, что корсет стал ей слишком тесен.
