Сесил посоветовал своей монархине:
– Ваше Величество, появились весьма неприятные для сэра Дадли слухи. Чтобы их рассеять, нужно немедленно назначить строгое расследование.
– Хотите утопить Дадли?
– Господь с вами, Ваше Величество! Если Роберт Дадли невиновен, то ему не стоит бояться. Напротив, в его интересах очиститься от любых подозрений. Слухами полнятся уже не только Виндзор или Уайт-холл, в народе откровенно шепчутся о вас с Дадли. Если не назначить расследование, никто не поверит в его невиновность и вашу непричастность.
Такое мог сказать прямо в глаза только Сесил, никто другой не рискнул бы. Глаза Елизавета заблестели бешенством, канцлер уже приготовился к взрыву гнева, но она тут же взяла себя в руки. Сесил озвучил то, что королева думала и сама. Умная женщина прекрасно понимала, что смерть так мешавшей их браку женщины, смерть неожиданную и нелепую, немедленно свяжут с их именами. Королева столько времени демонстрировала всем, что Роберт принадлежит ей, и только ей, что теперь они повязаны одной ниточкой. Не станешь же всем объяснять, что они даже не любовники, а демонстрация была нужна только для того, чтобы ни одна не посмела покуситься на ее дорогого Роберта!
Елизавета почувствовала себя загнанной в ловушку.
– А… если не будет доказана невиновность?..
Голос Сесила стал глухим:
– В таком случае, Ваше Величество, находиться рядом с этим человеком небезопасно…
– Вы можете обещать, что расследование будет беспристрастным?
– Я не буду иметь к этому никакого отношения.
И вдруг ее осенила страшная мысль, Елизавета резко повернулась к Сесилу, впилась взглядом в его лицо:
– А… не ваших ли это рук дело?
Тонкое, умное лицо канцлера вытянулось и тут же превратилось в маску, всегда чуть вопросительный взгляд его больших глаз стал жестким, губы чуть дрогнули даже не обиженно, а слегка презрительно. Сесил выпрямился, склонил голову и произнес бесстрастным голосом:
– Тем более вам лучше провести расследование. Но полагаю, Ваше Величество, мне стоит подать в отставку. Прошу принять ее.
Елизавета испугалась, по-настоящему испугалась! Она ни в коей мере не желала обидеть Сесила, он слишком дорог и нужен ей, королева уважала своего канцлера и не могла представить завтрашний день без этого умницы.
– Сесил, нет! Уильям, простите глупость, которую я произнесла, я не в себе!
Сесил все также молча поклонился:
– Позвольте мне удалиться, Ваше Величество.
– Нет, нет, нет! Пока не услышу, что вы забыли о той глупости, что я сказала, я вас не отпущу!
– Я дождусь окончания расследования, Ваше Величество, и тогда вернусь к этой просьбе.
– Уильям, вы нужны мне, по-настоящему нужны. Вы единственный, на кого я могу положиться в этом рассаднике льстецов и лгунов!
Сесил ушел, а Елизавета еще долго размышляла, но не о попавшем в перипетию Роберте Дадли, а об Уильяме Сесиле. Как она могла оскорбить подозрением того, кто, по сути, спас ей жизнь? И теперь он спасет ее репутацию. Канцлер прав, нет ничего убийственней, чем позволить связать имя королевы с убийством женщины, мешающей ей сочетаться с любовником браком. На всякий роток не накинешь платок, никто не поверит в непричастность любовников к этой гибели.
А если бы Эми Робсарт не свернула себе шею на лестнице в старом доме в Камнор-Плейс, а просто тихо умерла через пару месяцев? Елизавета честно ответила себе, что вышла бы замуж за Роберта Дадли. И сделала его королем? Конечно, Роберт вполне подходит для этой роли. А дальше? Родила пяток детишек, будучи то и дело беременной, страшно ревновала бы мужа к каждому его вольному взгляду… И так уже посмеиваются над ее влюбленностью.
И тут она отчетливо увидела себя со стороны: вцепившаяся в своего Роберта женщина, ревнующая его ко всем подряд, готовая выполнять если не любую прихоть, то любое его желание. Господи, как она, должно быть, смешна! Елизавета живо представила, как посмеиваются над своей королевой за глаза придворные. Но как заставить себя не искать общества Дадли каждую минуту, если так хочется его видеть, если сердце рвется к нему?! Как можно не подчиниться этому вкрадчивому теплому голосу, этим рукам, этим глазам?.. Ей и так неимоверных усилий стоило не переступить ту последнюю грань, что сделала бы их любовниками физически, мысленно Елизавета давно отдалась Дадли.
