Но даже вполне подходящая новая мода не примирила ее с новым положением. Ни принцесса, ни узница, непонятно кто.
Елизавета попросилась на прием к королеве сама. Она решила, что не станет жаловаться ни на судьбу, ни на своего тюремщика, ни на что другое. Жалость унизительна, и младшей сестре вовсе не хотелось, чтобы старшая ее жалела, тем более Мария сама явно нуждалась в жалости. Елизавета поняла это, едва взглянув на Филиппа. Дело не в том, что супруг королевы много моложе ее и выглядел едва ли не сыном Марии. Главное – его взгляд, в котором не было никакой надежды! Он не желал рождения наследника от этой женщины!
От младшей сестры не укрылся и другой взгляд, которым Филипп окинул ее саму – оценивающий и даже вполне довольный. Сомнений не оставалось – если Мария не переживет роды, то ее супруг долго горевать не станет, предложив свою руку Елизавете. Это страшно испугало девушку, Мария могла простить ей попытку выскочить без спроса замуж за кого-то другого, но симпатию мужа не простит никогда. Запахло не просто Тауэром, а тем самым эшафотом, даже если его уже разобрали!
Самым большим желанием Елизаветы было уехать в Хэтфилд и больше в Лондоне не показываться. Пусть себе рожают наследников, правят, милуются или ссорятся, только без нее. Но Мария не собиралась отпускать сестру от себя. Почему? Этого не мог понять никто, сначала спрятала в самую глушь, а теперь требовала к себе каждый день. Началось хождение по жердочке над пропастью. Нельзя обидеть ни королеву, ни ее супруга, но и дать повод для сплетен тоже нельзя. Хоть бы уж Мария скорее родила! – мысленно молилась Елизавета. Тогда ей будет не до сестры и можно уехать.
Она вышивала для будущего племянника набор одежды, потому что всегда славилась способностью к рукоделию. Рубашечка и чепчик действительно получились на загляденье. Тяжелее всего заставить себя не думать, что такие же вещицы можно было вышивать для собственного ребенка. Наконец, ее набор, как и множество других, готовы… Готова и роскошная родильная комната, и еще более богатая детская с изумительной колыбелькой… Который месяц во дворце жила кормилица с тремя младенцами, чтобы молоко было в первый же миг, как только понадобится… Все готово для будущего наследника английского и испанского престолов…
Только вот не пригодилось!
Тащившая полную корзину белья прачка подняла голову, прислушиваясь. На нее почти налетел рослый конюх, спешивший по своим делам, ругнулся, но замер, повинуясь жесту женщины. Следом за ней насторожились и двое увлеченно беседовавших мужчин. Нет, не показалось, над Лондоном слышался колокольный звон! Первыми зазвучали колокола в храме Святого Стефана, что в Вальбруке. Один за другим им отозвались почти все остальные. Лондон приветствовал рождение у королевы сына, над городом поплыл перезвон в честь наследника двух престолов – английского и испанского. Жители перекрикивались:
– Родился?!
– А то, не слышишь, что ли?
– Сын?
Дурацкий вопрос, кто еще мог родиться у королевы, как не долгожданный сын!
Но радость была преждевременной, сама королева в роскошных покоях Хэмптонского дворца все еще мучилась от боли, окруженная немыслимым количеством придворных, всевозможных лекарей, повитух и просто любопытных из числа хоть чуть приближенных к Ее Величеству. Конечно, королеве не до них, но противиться не имела права. Когда рождается первенец, тем более мальчик, не должно быть никаких подозрений в подмене, потому множество людей окружили бедолагу.
За Елизаветой прибежала Кэт:
– Ваше Высочество, вам тоже надо поспешить в покои королевы…
– Кэт, уволь! Смотреть на эти мучения нет никакого желания.
– Но вы обязаны, леди.
Вздохнув, Елизавета принялась одеваться соответствующим образом. Она вовсе не торопилась, но все равно пришла в роскошно украшенную комнату, когда у королевы еще шли схватки.
Принцесса приблизилась к постели сестры и мягко проговорила:
– Ваше Величество, желаю скорейшего рождения первенца…
Мария, которую только что отпустил очередной приступ боли, едва переводя дыхание, вдруг прохрипела:
– Да, я рожу наследника! Рожу! И он станет следующим королем Англии, он, а не вы!
