Внезапно дверь сорвало с петель, она рухнула. В комнату ступил незнакомый бородатый мужчина в паколе[23] — традиционном мужском головном уборе афганцев. С агрессивным и решительным видом он приблизился к ее постели и протянул руку к подолу ее одеяния. Полагая, что он хочет осмотреть рану на бедре, Сандра не сопротивлялась, но он задрал подол до талии. Другой мужчина, который вошел следом за первым, прижал ее плечи к кровати.
Лягаясь, она с криком вцепилась в глаз бородатого мужчины, стараясь засунуть большой палец поглубже в глазницу, но второй ударил по ее горлу так сильно, что у нее временно перебило дыхание. Первый, схватившись за глаз, выбежал из комнаты. И тут же с улюлюканьем зашли еще мужчины. Связав ее, они сняли с нее одежду. Сандра лежала абсолютно голая и судорожно глотала воздух.
Мужчины смеялись и тыкали в нее пальцами. Закрыв глаза, Сандра решила не кричать, зная, что это только их раздразнит.
Один лишь мужчина с бородой не смеялся. Растолкав остальных, он протиснулся вперед и теперь стоял и с ненавистью смотрел на нее. Его правый глаз был окровавлен. Он что-то выкрикнул в соседнюю комнату, и вошел человек с камерой, который попросил всех выйти. Затем бородатый скинул штаны и лег рядом с ней, ругаясь на незнакомом языке. И тогда она начала кричать.
Десять минут спустя тот же бородатый мужчина, которого звали Наимом, сидел в соседней комнате на столе, стараясь не дергать головой, пока молодая женщина с обрубленным носом осматривала его глаз.
— Тебе повезло, — тихо сказала она. — Задело бы сетчатку, и ты бы ослеп.
Наим оттолкнул ее.
— Не надо говорить, что мне повезло, Бадира. Скажи лучше, что делать, чтобы все прошло.
— Нужно закапать в глаза лекарство, — пояснила она, — но у нас его нет. Я могу разве что наложить повязку, пусть заживает.
— Хорошо. Закрой лицо, — сказал он раздраженно и слез со стола.
Она отстранилась от него, покорно натягивая края хиджаба на искалеченный нос. Открытыми остались только глаза. Так как она была медсестрой, притом вдовствующей, ей разрешалось не закрывать лицо чадрой или паранджой. Именно муж сразу после свадьбы отрезал ей часть носа за то, что она отказалась надевать паранджу. К счастью, несколько лет назад его убили ударом с воздуха невдалеке от пакистанской границы. Их брак был устроен родителями, как, впрочем, и три четверти всех афганских браков.
В комнату вошел старик, и талибы сердито зашумели, но Наим их успокоил.
— Не обращай внимания, старейшина. Мы закончили.
Старика звали Сабил Нуристани. Он был законным главой деревни.
— Сейчас ты должен ее отсюда забрать, — настаивал на своем Нуристани. — Не то придут их люди и убьют нас.
— Нет! — резко выпалил Наим. — Мы покажем им видео, и они заплатят, чтобы ее выкупить. Раньше всегда платили.
— Подумай лучше головой, — проронил Сабил, продвигаясь в глубь комнаты. — Кохистани не давал своего согласия требовать выкуп. Он сказал только, что мы…
— Аасиф Кохистани мне не указ! — закричал Наим. — «Хезб-е-Ислами» здесь не командуют. Я здесь командир! Мы, талибы, — мы здесь главные! Это мы захватили в плен эту женщину, мы ею и распорядимся.
— Ты глуп, если рискуешь перейти дорогу Кохистани. У него есть власть.
Наим напустился на старейшину.
— Что «Хезб-е-ислами» сделали для деревни? Ничего! У Кохистани даже не нашлось людей для засады. Как думаешь, почему он послал в засаду нас, а не своих людей? А?
Сабил тревожно покачал головой.
— Очень жаль. Даже сейчас ты не понимаешь, что Кохистани тебя просто использовал. Вы, талибы, для них просто мусор.
— Закрой свой рот. Убирайся!
Нуристани вышел, и Наим захлопнул за ним дверь. Повернувшись к остальным, он сказал:
— Ему повезло, что я его не побил. Джафар, ты сделаешь пять копий этого видео. Две из них завтра передашь нашим людям в Кабуле. Я напишу для них инструкции. Скоро американцы заплатят за свою грязную женщину, и у нас снова будут деньги. Купим оружия и медикаментов. Вот увидите. А сейчас вы все начинайте работать.
Комната вновь опустела. Остались только Наим и Бадира.
— Как долго она протянет? — поинтересовался Наим.
