– Разумеется, в подобных случаях не существует какой-то единой модели поведения, но, поверьте, очень часто семьи не пытаются задавать свидетелям вопросы, чтобы получить дополнительную информацию. Им просто необходимо встретиться с человеком, который там присутствовал. И чаще всего – выразить благодарность. Мне, например, известно, что родственники миссис Кайт – супруг, сын и дочь – с облегчением восприняли сообщение полиции, что в последние минуты жизни она находилась не одна. У меня сложилось впечатление, что они тоже испытывают к вам благодарность и хотели бы встретиться, чтобы лично высказать ее.
– Но у меня сейчас очень много дел, – говорю я, отчаянно стремясь как можно скорее закончить беседу. – И в данный момент я не готова к этому.
– Разумеется! Вас никто не торопит, – моментально подхватывает Кейт Уиггинс, поймав меня на неосторожно брошенном слове. – Никакой спешки. Лишь дайте мне знать, когда будете готовы.
– Хорошо, непременно, – соглашаюсь я и делаю вид, будто записываю номер ее телефона.
А потом возвращаюсь домой и стараюсь выбросить этот разговор из головы.
Оливер разбирает почту, разрывая посылки из гофрированного картона, в которых обнаруживается какое-нибудь новейшее руководство для начинающих игроков в гольф или книги с розовыми обложками и с советами, как выбрать туфли с подходящим размером каблука или испечь кекс. Почти все сразу перекочевывает в огромный ящик для передачи в благотворительную организацию «Оксфэм» или для продажи через систему «Ибэй» – на что, впрочем, у Оливера никогда нет времени. Среди книг, присылаемых в отдел литературы, давно наметилась идиотская тенденция: мы в огромных количествах получаем мемуары никому не известных людей, фотоальбомы со снимками в стиле ретро и лекции по организации здорового образа жизни, которые никак не вписываются в формат такого издания, как «Обозреватель». В лучшем случае одна книга из десяти присланных откладывается в сторону как достойная хотя бы рассмотрения для передачи на рецензию.
Я всегда стараюсь не иметь с Оливером, сыном одного из корифеев английского театра, возведенного в рыцарское достоинство, ничего общего и не вступать с ним в разговоры, но его голос, такой же сочный и громкий, как у отца, иногда делает мою миссию затруднительной.
Вот и теперь я не могу не слышать, как он обращается к Мэри:
– О, вот это, кажется, действительно нечто интересное! – Оливер передает ей книгу в переплете. – По-моему, на это произведение нам следует отозваться чем-то внушительным, как считаешь?
Мэри опускает очки для чтения на кончик носа и изучает обложку.
– Да, безусловно! Обратись к нему с просьбой об интервью, если он, конечно, вообще их дает. Странно, что они не отложили публикацию. Вероятно, было уже слишком поздно.
Оливер роется в коробке, находит там буклет с информацией для прессы и садится к телефону. Я слышу, как он флиртует с кем-то из отдела по связям с общественностью издательства. Прелюдией служит обмен сплетнями по поводу гостей на презентации какой-то книги, где они оба побывали в начале недели, а потом произносит:
– Кстати, у вас выходит новая книга Лоренса Кайта… Нам бы очень хотелось опубликовать с ним пространное интервью.
Он слушает ответ, склонив голову и комично изображая на лице глубокую печаль: хмурит брови, оттопыривает нижнюю губу. Представление предназначено для Мэри, но та не отрывает взгляда от материала на своем дисплее, и его усилия пропадают втуне.
– Ах какая жалость! – восклицает Оливер. – Впрочем, в данных обстоятельствах его можно понять… Пережить такую трагедию! Но если он вдруг передумает, обещай непременно… В таком случае мы сможем вернуться к этому вопросу, когда выйдет издание в мягкой обложке, верно? Я тебя тоже, дорогая! И тебе того же… Пока!
Он кладет трубку и сообщает:
– Он отказался от всякой рекламы. Его секретарь уже обалдела от шквала звонков. Отдать книгу на рецензию Беренису? Или лучше Саймону?
– Саймону, – отвечает Мэри, не поднимая головы.
Оливер ставит том на полку рядом с другими книгами, ожидающими отправки рецензентам.
Позднее, когда они оба уходят на редакционную летучку, я подхожу к полке и осматриваю фолиант. Это роман под названием «Горечь». На суперобложке простой рисунок – тень мужчины, отброшенная на городской тротуар, покрытый лужами, окурками и другим мусором. Переворачиваю книгу. На противоположной стороне помещена небольшая, но со вкусом сделанная фотография автора. Он стоит на фоне старинной стены из темного камня, опираясь рукой о солнечные часы, циферблат которых порос мхом. Естественно, его лицо мне знакомо. Лоренс Кайт. Ну конечно! Странно, что мне это сразу не пришло в голову. Хотя я понятия не имела, что у него дом в Бидденбруке. Под снимком мелким курсивом набрано: «
