С 1906 или 1907 г. Бикерманы переехали в квартиру на 4-й Рождественской улице. Пески, как называется эта часть Петербурга, был одним из районов города с довольно значительным еврейским населением. Согласно переписи 1868 г., в Рождественской части проживало 146 евреев. Как пишет Михаил Бейзер в своей книге, посвященной евреям Петербурга, «В Московской (вдоль Загородного проспекта), Литейной и Рождественской (Советские улицы) частях города когда-то была сосредоточена еврейская культурная и общественная жизнь. Здесь находились редакции журналов и газет, штаб-квартиры политических партий, театры, концертные залы, клубы, школы, библиотеки, различные любительские кружки, общества»71.
Гуляли братья Бикерманы в Овсянниковском саду, который был заложен на месте Мытнинской площади, служившей местом публичного наказания осужденных преступников, и назван по имени подарившего его городу купца Степана Тимофеевича Овсянникова, крупнейшего производителя муки и хлеба, поставщика Российской армии, одного из богатейших людей страны второй половины XIX в. С 1895 г. сад перешел во ведение города и стал именоваться Рождественским72. Но, как это часто было в Петербурге, переименования оставались на бумаге, и жители продолжали называть сад его крестильным именем73.
Через улицу от сада, по воспоминаниям Якова Бикермана, находился театр, в который мальчикам удавалось проникать на репетиции. «Репертуар состоял из оперетт, и их характер хорошо определяется единственным названием, которое я запомнил: “Фиговый листок”, – вспоминает Яков Бикерман. – В те дни появление обнаженных актеров на сцены был невозможно, и я уверен, что они бы показались невероятно скромными современному американскому театралу, но мы не видели никаких смелых одежд, поскольку все актеры и актрисы репетировали в повседневном платье. Они говорили и пели, но я не могу вспомнить о чем. Мы вели себя хорошо, не шумели и не вмешивались в процесс репетиции, но, по-видимому, другие мальчики были не столь предусмотрительны, поскольку в один день мы обнаружили, что дверь заперта, и наша театральная жизнь закончилась»74.
«Звездой шоу была Валентина Лин, – продолжает вспоминать Яков Бикерман. – Несколько лет спустя, когда я уже читал ежедневные газеты, я наткнулся карикатуру с подписью “Валентина Лин”; на ней был изображен пляшущий скелет, чей ухмыляющийся рот произносил: “Никто не может быть более обнаженным, чем я”. Не знаю, была ли она одаренной актрисой, чье имя упоминается в истории русского театра. Это мой вклад в эту историю»75.
Имя Валентины Лин (1880–1933) в истории русского театра начала XX в. хорошо известно. Под этим псевдонимом выступала в России опереточная артистка Валентина Феликсовна Клей-ганс. Она была подданной Австрии, ее муж, инженер, – подданным Германии. С 1905 г. Валентина Лин выступала на сцене театра «веселого жанра» «Невский фарс», который располагался в доме торговой фирмы «Братья Елисеевы» по адресу Невский пр., 56. Репертуар состоял главным образом из переводных фарсов, в которых содержание вертелось вокруг поставленной в центр сцены кровати, мужчины и женщины могли выступать в нижнем белье. Но при этом в политизированной стране даже в такого рода театрах не обходилось без откликов на политическую жизнь. Так, в 1906 г. в обозрении «За кулисами фарса» актеры пели «Марсельезу», которую они повторили по требованию публики76. В 1909 г. театр перешел под управление Валентины Лин и с 1912 г. стал называться «Театр Валентины Лин»77.
В миниатюре, о которой упоминает Яков Бикерман, актриса действительно играла. В прессе писали, что «в "Фиговом листке" артистка Лин была в роли натурщицы. В первом акте с листком, а во втором – без листка!»78.
«У г-жи Лин, – писал другой рецензент этой миниатюры, – как всем удалось прекрасно разглядеть, – новые и дорогие шелковые трико, сверху освещенные особо изготовленным светом <…>. Г-жа Лин с чувством, с толком, с большой расстановкой демонстрировала свою, ничем, кроме трико, не прикрытую фигуру. Успех зрелища был полный – в зал даже городничий не мог попасть»
