Бой был окончен. Орки пыхтели от напряжения. Многие побиты и поломаны. Но самая большая потеря — орочья жопа. Бедолаге долго придется питаться тертым топинамбуром, а каждый его поход в кустики будет нам усладой для ушей.
Я огляделся.
Повсюду кровища. Козлоногие были очень живучими — до последнего бились с вспоротыми животами и отрубленными конечностями. Носились, пока не истекли кровью и не упали замертво. Настоящие лесные орки. Но, наверное, тупее. И не потому, что учиться не хотели.
Меня привлекло что-то шевелящееся на земле. Ого! Удивлению не было предела, когда я увидел отрубленное козье копыто. Оно содрогалось, будто планировало убежать.
Катарсия подошла ближе, непрофессионально виляя обтянутой попкой и пояснила:
— Мышечная память. Сатиры — очень живучий вид. Нужно изучить. Может помочь. Кстати, почему кентавры не помогали? Не вижу в них смысла. Надо выгнать.
Я закатил гоблинские глаза:
— Равновесииии…
Катарсия поморщилась. Ее аристократично-научным чертам не нравились звуки страдающих сатиров. Они мычали, блеяли и орали одновременно. В основном звук исходил из ямы, но и на поле боя были подранки.
— Добейтии быстриии! — приказал я.
Орки послушались, отправились отбивать мясо на котлеты.
Через десять минут подскочил Бом.
— А с этим чо? — спросил он, таща козлоногого за копыто.
— Ф-у-у-у! — вырвалось у меня.
Сатир был полупрозрачным, вздутым и еще дышал. Кислота не смогла до конца выесть его шкуру, но теперь он был похож на пакетик с органами. Вся шерсть опала. Капилляры, мышцы, кишки, кости — все было видно.
— Он живииии?! — ужаснулся я. — Бейтии его, живодёрии ебаниии!
Бом пожал плечами и ебнул страдающего козла топором по башке. Во все стороны полетели мозги, рога, зубы и глазные яблоки. Подбежал орочий ребенок, подхватил глаз и убежал к другой детворе. Под мой раскрывшийся в возмущении рот, они стали играть в «мячик». Это, блять, что за менталитет такой? Они точно не на поле боя родились?
— Нельзя так с едой! — возмутился Букль, подоспевший к мясцу с кухонным ножом в руках.
— Стопии! Кислотниии не жратиии! Ядовитиии!
— Не собирались, — буркнул шеф-повар и с запозданием чередуя слова, добавил: — Но очень плохо… так с едой. Вон сколько… пропало. Накажи толстяка, хозяин.
До полудня мы разгребали лагерь. Готовых к употреблению сатиров оказалось не так много: семнадцать. Еще шестеро испорчены Драником, что сейчас кучей говна лежал в стороне, а Катарсия пела ему успокаивающую колыбельную.
— Во имя небесного светила, вы будете это есть? — ужаснулась вылезшая из общинного дома Трэша куче искалеченных тел с оторванными конечностями.
Никто ей не ответил на очевидный вопрос. Да, может они и полуразумные, но еще полутупые и съедобные. Сами напали на нас, сами огребли. Все по чесноку. Кстати…
— Чеснокии побольшии, — предложил я Буклю.
— Согласен… хозяин — сказал он, морща нос. — Ух… воняют, заразы.
Кентавр вздохнула, покачала головой и отправилась обратно в общинный дом, подальше от кровавого безобразия. Несмотря на нелюбовь к строениям, там им сейчас лучше, чем снаружи. Кстати, Трэша вела себя довольно непринужденно. Словно знала, что мы победим. Экстрасенсы сраные.
Собрав все съедобные части тела в кучу, мы всей зеленой оравой стали думать. Пришли к выводу, что выиграли себе еще три недели без голода. Что-то приготовим сейчас, что-то закоптим.
— Грязновато, — послышался совершенно незнакомый женский голос.
А от следующего звука вздрогнул даже Улук-Урай. Хлоп! Словно погонщик ударил кнутом.
Посреди толпы орков неведомым образом возникла женщина. Что? Как? Никто не видел, откуда она материализовалась. И одно это уже страшно напрягало.
— А вии кто? — сглотнув, спросил я.
Тощими ягодицами я почувствовал, как напряглись мышцы Гыма. От этого человека веяло опасностями и проблемами. Да и человека ли?
— А, Итерна. И снова приветствую тебя в Серпе, — напряженно отреагировал Улук-Урай.
Я вопросительно посмотрел на орка.
— Это высший вампир, о котором я тебе рассказывал, вождь, — как можно тише прошептал шаман.
— Это котории безобиднии с детьмии игратии?
— Да, Трайл.
Вампирша улыбнулась так, словно давая понять, что на наш шепот ей плевать в высоты останкинской телебашни. Я посмотрел на нее внимательнее. Жгучая брюнетка с проседью на челке лет двадцати. Как и подобает вампирше — в готическом иссиня-черном плаще. Глаза злобноватые. Тонкие губы фальшиво улыбаются, отчетливо видны длинные клыки. Заостренные формы лица и аристократичные скулы. В руках держит самый настоящий кнут садо-мазо. Метра на три.
