А не может ли яд находиться на расческах, которыми служанки расчесывают мои волосы? И потом — несколько раз, скрепляя бронзовой брошью тунику на моем плече, они меня укололи.
Надевая сандалии из козлиной кожи, я заметила, как блестят ремешки. Может быть, они натерты ядовитой мазью? Я внимательно изучала их.
Что касается пищи, то теперь я не могла ничего есть, а воду попросила Менелая приносить мне из источника — я доверяла только ему. При этом мне приходилось притворяться, будто я ем и пью как обычно, а это требовало большой ловкости, и я не была уверена, как долго это останется незамеченным. Совсем непросто выплевывать вино, улучив момент, когда никто не смотрит, передвигать еду по тарелке так, чтобы казалось, будто она убывает.
— Менелай, я готова последовать мудрому совету твоего врача. Ничего не помогает — нужно ехать в храм Асклепия!
Я хотела вырваться из дворца.
— Конечно, моя дорогая. Я и сам вижу, что твое состояние не улучшается. А капризы насчет воды — это ведь неспроста?
Он так пристально посмотрел мне в глаза, что у меня мелькнула мысль: неужели он? Но потом я сообразила: он намекает на мою возможную беременность.
— Я потому и хочу поехать, чтобы наши надежды сбылись.
— Ты возьмешь с собой Номию и Эврибию?
— Нет! Мне сказали, я должна ехать одна!
— Кто сказал?
— Аполлон, — солгала я.
Аполлон — не Геланор, с богом Менелай спорить не станет. Все знают, что Аполлон может вызвать неожиданную болезнь своими стрелами, так что вмешательство этого бога должно показаться Менелаю вполне правдоподобным.
— Возьму охранников из числа солдат. Этого будет достаточно, — сказала я.
Я очень жалела, что не могу открыть Менелаю правду. Когда-то я думала, у меня не будет тайн от него и он станет мне не только мужем, но и другом. Все обернулось иначе: он только муж, и я боялась, что он поднимет преждевременную тревогу.
Геланор оставался в Спарте. Я раздобыла ему для исследования довольно много образцов пищи, напитков и мазей. Чтоб оправдать свое присутствие во дворце во внеурочные часы, он сказал Менелаю, что нужно провести проверку стрел у придворных лучников.
Когда я садилась в колесницу, он пожал мне руку:
— Береги себя. Будь всегда начеку, даже во сне, если можешь.
Улыбка сползла с его лица, оставив тревогу в глазах неприкрытой.
— Постараюсь, — пообещала я.
И вот, после долгого утомительного путешествия, я стояла в полутемном каменном зале храма, где находился алтарь Асклепия. Перед алтарем лежали подношения от страждущих, которые искали исцеления у покровителя врачевателей. Основание алтаря обвивали священные змеи, спутницы Асклепия. Ручные, откормленные жрецами, они Не утруждали себя ни единым движением.
Я так ослабела, что у меня подкашивались ноги. Я подняла руки — заболели мышцы. Но я держала их как можно выше и обращалась к Асклепию, к этому человеку, чей дар позволял ему не только вылечивать больных, но и воскрешать мертвых, чем он и навлек на себя гнев Зевса и Аида: он вторгся во владения бога подземного царства. Зевс поразил Асклепия ударом молнии, и теперь он покоится здесь, в Эпидавре. Но даже его останки обладают целительной силой, он и теперь продолжает излечивать людей.
— Верни мне здоровье, — шептала я. — Открой, что я должна сделать для выздоровления.
Я склонилась и сложила свои приношения рядом с теми, которые уже возвышались около алтаря.
Ко мне подошел один из жрецов — он двигался бесшумно, как змея.
— Елена? Елена Спартанская? — тихо обратился он.
Он узнал меня, даже в таком плачевном состоянии. Мне не удалось затеряться среди паломников.
— Да, я приехала просить о помощи.
— На ночь все паломники покинут храм, они будут спать на площади. А ты можешь остаться и провести ночь у алтаря. Наберись терпения, и он явится тебе.
Пол храма был выложен камнем, но у подножия алтаря мне было спокойно и безопасно.
Полумрак сменился полной темнотой, только кое-где мерцали, будто звезды на безлунном небе, лампадки.
Устроившись как можно ближе к алтарю, я расстелила свой теплый дорожный плащ и легла на него. Я прислушивалась к легкому потрескиванию лампадок, которое совпадало с ударами моего сердца, и заснула.
