— Какой парень? Геланор или командир?
— Да оба они хороши! У Геланора ум острее, у Линка рука сильнее. Интересно, кто кого, если дело дойдет до драки?
— Но пока они оба состоят на службе у отца, они, наверное, должны действовать заодно, — сказала я не столько утвердительно, сколько вопросительно, но Менелай ничего не ответил.
Мы приближались к шатру, в котором выступали барды: оттуда доносились нежные звуки лиры.
Спарта славилась своими музыкантами и поэтами, и мне очень хотелось послушать их. Эта возможность была частью моей новой свободы, и я хотела насладиться ею в полной мере.
— Лучше не слушайте его, на соревнованиях певцов он всегда проигрывает.
Темнолицый человечек сделал пренебрежительный жест и преградил вход в шатер. А по-моему, бард играл очень даже неплохо.
— Зато ты, наверное, всегда побеждаешь? — спросил Менелай.
— А как же! — Коротышка пожал плечами, словно говоря: «Победа над такими бездарностями не делает чести».
— Прежде чем судить, послушаем, — сказала я и переступила порог шатра.
Певец заканчивал свое выступление: он воспевал великие деяния Геракла и его победу над Немейским львом.
— …могучие когти! Столь остры они были, что без труда шкуру пронзали быка! О Геракл! Ты превыше всех смертных, Геракл!
— Пожалуй, тот парень у входа был прав, — шепнул Менелай, вторя моим мыслям.
Когда бард допел, его место занял коротышка. Он посмотрел на нас взглядом, выражавшим: «Сейчас вы услышите нечто достойное ваших ушей».
— Я спою об одном недавнем событии, — сказал он, поклонился и взял в руки лиру.
— Геракл тоже не очень давнее прошлое! — раздался голос из рядов слушателей.
— Да, но я спою о том, что произошло в наши дни.
Певец поправил брошь, скреплявшую плащ на его плече, как спортсмен делает последние приготовления перед выходом на арену.
— Я, Энид из Терапны, спою вам о свадебном пире царя Фтии Пелея и морской богини Фетиды.
— Это не очень благоразумно, — тихо сказал кто-то.
Но певец расслышал замечание и ответил:
— Обязанность барда — быть правдивым, а это не всегда благоразумно.
И он запел. Голос у него был приятный, инструментом он владел мастерски — казалось, петь для него так же естественно, как говорить. Слова без усилий рождались из глубин его существа.
Когда чистые звуки лиры стихли, слушатели взорвались восторженными криками. На пути к выходу мы остановили его.
— Твой отзыв и о первом исполнителе, и о втором оказался верным, — сказала я.
За шатром собрал зевак мужчина, державший в руках деревянную коробочку с ручкой.
— Прекрасное средство от мышей! В доме не останется ни одной мыши!
— Лучше завести дома змею! — крикнули в ответ.
— Да, конечно! Никто не ловит мышей лучше, чем змея. — Мужчина улыбнулся. — Но каково держать ее? Сегодня она здесь, а завтра исчезла. И в тот момент, когда она вам нужна, вы не можете ее найти. А это приспособление никуда не уползет. Оно всегда стоит там, куда вы его поставили. Поднимаете дверцу, кладете приманку — и ловушка захлопывается.
Мужчина продемонстрировал, как работает мышеловка, и достал еще одну коробочку:
— Советую взять сразу две!
Но никто у него ничего не купил, и мужчина пошел дальше.
— И давно ты занимаешься этим делом? — спросил Менелай, когда мы поравнялись с ним.
— С год примерно, — ответил тот. — Раньше у меня была работенка — хуже не бывает.
— Что за работа, если не секрет?
— Относил младенцев в Тайгетские горы.
Если в Спарте признавали, что ребенка нельзя оставить в живых — из-за слабости, болезни или дурного пророчества, — то его относили в горы и оставляли там умирать. Не удивительно, что этот человек сменил работу и занялся изготовлением мышеловок.
— А ты никогда… не пытался спасти кого-нибудь? — спросила я.
— Раза два или три, — ответил он. — Если ребенка приговаривали к смерти только из-за пророчества, а в горах встречались пастухи, согласные позаботиться о малыше. Но такое случается редко.
— А как же рассказы о медведицах и волчицах, которые выкармливают младенцев? — поинтересовалась я: все слышали об этом.
Торговец мышеловками покачал головой.
— Ерунда. Одни россказни. Волчица съест младенца, медведица убьет его лапой.
