Мальчик решил, что женщина недавно провела на себе некий парикмахерский эксперимент — ее волосы мелкими кудряшками торчали во все стороны. Очевидно, у нее водились деньги. А ее глаза выдавали человека намного более мягкого, чем могло показаться на первый взгляд. Она была старше, чем женщина, чей силуэт мальчик видел в окне, — по возрасту где-то между его матерью и бабушкой. И еще он подумал, что она напугана.
— Ты и вправду выглядишь не очень. Подожди, я принесу воды. — Женщина закрыла дверь, а минуты через три снова открыла и, не снимая цепочки, протянула мальчику чашку с водой.
— Спасибо, мадам. — Он залпом выпил воду.
— Похоже, ты и правда хотел пить. — Теперь женщина улыбалась.
Мальчик вернул ей чашку.
— Мадам, простите меня, но как джентльмен я обязан спросить… У вас есть причины для страха? Вы кажетесь очень настороженной, словно опасаетесь неприятного визита.
Он покачала головой.
— Вовсе нет, вовсе нет.
Затем прижалась лицом к двери, пытаясь увидеть улицу, несмотря на мешавшую цепочку.
— Вы кого-то ждете?
Женщина вздохнула.
— Ты кажешься хорошим мальчиком.
— Моя мама тоже так говорит, хотя она может быть необъективной.
— Ты учишься в колледже?
Он кивнул и понадеялся, что она не спросит, где его форма.
— Это мой жилец. Точнее, бывший жилец. Хватит с меня. Нет платы — нет комнаты. Здесь я выдвигаю правила, и если ты не платишь, можешь выметаться. Этот парень прожил тут всего ничего, но мне пришлось его выставить, потому что деньгами он меня не баловал. Ушел на взводе и не заплатил ни фартинга. В таких делах нельзя быть излишне осторожной. Никогда не знаешь, что получишь: деньги или подбитый глаз.
— Он был плохим человеком?
— Да нет, думаю, обычным. Но все время опаздывал, помимо долгов, а еще приводил женщин.
Мальчик покраснел.
— Неужели?
Не ответив, его собеседница снова оглядела улицу, после чего заявила, что так не пойдет и она не может болтать языком весь день. Мальчик посмотрел на часы и понял, что ему тоже надо поторапливаться, если он хочет попасть домой раньше матери и тети.
После чая Флоренс и Этель проверили его домашнее задание, а потом взялись за чтение вслух «Знака четырех», время от времени передавая книгу из рук в руки. Мальчик уже пришел к заключению, что собственное мнение Холмса о себе явно преувеличено; затем он вспомнил, что сыщик — вымышленный персонаж, а потому вряд ли имеет о себе какое-либо мнение. Однако его приключения вдохновили мальчика, и он запланировал новую вылазку в дом на Маргарет-стрит. Кроме того, ему пришло в голову, что неплохо бы узнать имя местного инспектора. Вероятно, восторженного Лестрейда ему не видать, но он почти не сомневался, что наткнулся на что-то загадочное — возможно, убийство, — а чтобы предъявить преступнику обвинение, требовался доверенный полицейский. Оставшись в одиночестве, мальчик воспроизвел в памяти подслушанную ссору и выстрел и испугался, что жилец с Маргарет-стрит окажется настоящим головорезом.
— Вернемся в четыре, дорогой!
Парадная дверь закрылась, и мальчик слышал, как бабушка проковыляла к своему любимому креслу в гостиной, чтобы устроиться у окна и погреть кости на солнце, словно старая собака. Полностью одетый, он встал с постели, засунул под одеяло подушку и отправился на поиски истины. Шел второй день расследования, и предстояло выполнить немало задач. По дороге он зашел в пекарню и купил четыре тарталетки с джемом.
— Мадам! — Он улыбнулся открывшей дверь женщине. — Вчера вы были так добры ко мне, что я подумал, что должен чем-то отблагодарить вас. Вы любите тарталетки с джемом?
Ее глаза вспыхнули.
— Как же иначе.
Он протянул ей пакет, она взяла его и, помедлив, сказала:
— Я вчера подумала, что ты хороший мальчик. Не хочешь заглянуть на чашку чая?
Разумеется, он хотел.
Миссис Ричмонд — она сообщила ему свое имя в коридоре — засуетилась на кухне. Эта кухня напоминала кухню в доме на Оукленд-роуд, где мальчик жил с матерью, тетей и бабушкой, хотя была меньше и скромнее. В кухне миссис Ричмонд чайник кипел на черной чугунной плите, над которой расположилась деревянная сушилка, увешанная различными полотенцами и тряпками. Ваза с бумажными цветами, выцветшими и потускневшими, стояла в середине деревянного стола, просевшего в центре от многолетнего использования. Миссис Ричмонд достала две щербатые чашки, положила тарталетки на тарелку и разлила чай из коричневого чайника. Не спрашивая, добавила в чашку мальчика молоко и сахар.
