— Без пяти девять, — ответила Фред.
— Ну, теперь может начаться в любую минуту. Давай располагайся поудобнее. А вот в мерах предосторожности нет нужды — они в любом случае нам не помогут.
Фред опустилась в кресло, а Френсис приложился к горячительному из буфета.
— А мне?
— Нет, — покачал головой Френсис. — Тебе достаточно пробку понюхать — и ты хороша. А я хочу, чтобы твое бесценное шестое чувство было всегда наготове.
— Свинья!
— Знаю- знаю. Люди и раньше высказывались по поводу моих свинских качеств. Кстати, как ты думаешь, что предпримет наш попрыгунчик с той стороны, когда обнаружит, что человек-якорь пропал?
Фред вздрогнула.
— Не знаю. Может, постучится в дверь ближайшей церкви. Не к тебе же ему бежать! Хотя магистр черной магии вряд ли будет искать убежища в церкви. Нет, он пошлет другого человека, который прямиком направится к первому попавшемуся медиуму, который окажется под рукой.
— Что ты сказал? — Фред с минуту обдумывала такую возможность, а затем в глазах ее появилась тревога. — Постой-ка, постой-ка. Так это ж я.
Френсис кивнул:
— Ты очень проницательна.
— Но... если ему удастся... это ведь будет то же самое, как если бы меня убили.
— Меня всегда восхищало, — заметил Френсис, — твое редкое умение в двух словах обрисовать ситуацию.
— О, большое спасибо! Я что, должна стать овцой на заклание?
— На самом деле, я бы не стал называть тебя овцой. Скажем так: неотразимая приманка.
— Ублюдок бесчувственный! А я-то думала, ты меня любишь!
— Люблю, — энергично закивал Френсис. — Если должно случиться худшее, то это будет огромная жертва.
— Предположим, меня убили, — настаивала Фред, — что будешь делать?
Он тяжело вздохнул:
— Придется научиться любить кого-то другого.
Неожиданно где-то, совсем близко, хлопнула дверь.
— Интересно, это наш блуждающий малыш вернулся? — задумчиво произнес Френсис. — Или, может, Вэнтворт решил прошвырнуться?
Они ждали, прислушиваясь к малейшим звукам и напряженно вглядываясь в неизвестность. Затем послышался звук приближающихся шагов по твердой поверхности: медленная поступь, и такая тяжелая, что настольная лампа задрожала. Но холл каким был, таким и остался: толстый ковер, стойка для зонтиков, приглушенный свет — все, несомненно, из двадцатого века. Шаги послышались у самого порога открытой двери, а затем замерли. Детективы услышали чье-то тяжелое дыхание.
— Звук есть, а картинки нет, — тихо бросил Френсис. — Ну, давай же, дружище, кем бы ты ни был! Господин будет очень недоволен.
Неожиданно раздался громкий треск, словно кто-то лягнул деревянную перегородку. Через пару секунд звук повторился, и Френсис ухмыльнулся:
— Ну и характер!
— Френки, любимый, — жалобно сказала
Фред, — я, кажется, немножко боюсь.
— Пожалуй, не стоит, — ответил он. — Ты ведь профессионал и знаешь, что страх — это ключ, который откроет любую дверь. И ты знаешь, что может войти через открытую дверь. Я припоминаю...
Его прервал на полуслове сильнейший крик — мощный яростный вопль, эхом разнесшийся по длинному коридору. А затем послышался звук еще чьих-то шагов, только теперь более легких, бегущих.
— Приготовься! — поднялся Френсис. — Подкрепление.
— А они нас видят? — спросила Фред не вполне твердым голосом.
— Не уверен. Может быть. Но они определенно знают, что мы здесь.
— Сомневаюсь, что меня привлекает перспектива стать объектом наблюдения каких-то сомнительных личностей из семнадцатого века. — Фред вздрогнула, затем сжала голову руками. — Кто-то пытается залезть внутрь.
— Что?! — Френсис заходил кругами. Взгляд его стал ледяным, а лицо превратилось в бесстрастную маску. — Объясни! Ну же, девочка, быстрей!
— Холодные пальцы щупают мой мозг... боль... хотят забраться внутрь.
Френсис в два прыжка подскочил к ней и схватил за руку.
— Поставь мысленную преграду, напряги всю свою волю!
— Не могу. Они очень сильные.
— Посмотри мне в глаза. — Он отпустил руку девушки и сжал ее лицо ладонями, а затем нагнул ее голову так, чтобы смотреть глаза в глаза. — Борись! Думай о боли — для него! Он горит, его живот в огне. огромный гребаный костер у него в потрохах. раскаленные ножи вонзаются ему в голову. он тонет в море раскаленной лавы. он уходит. больше не в силах терпеть.
