— Извините, старина. Это все моя вина. Хотя вы вроде как выпрыгнули из ниоткуда.
— Он любезно предложил подвезти меня, — серьезно сказала Кловер.
— Хотя я не мог сделать меньше, — сказал молодой человек. — То есть, вы лежите тут, и вашей жене приходится ездить на жутком старом автобусе.
Артура интересовало более важное дело.
— Как сад?
— Ужасно. — Кловер покачала головой. — Трава выросла, и каменную горку едва видно.
— О боже, — воскликнул Артур с облегчением.
Молодой человек прочистил горло.
— Не хотите ли, чтобы я прошелся по ней старой газонокосилкой? Поработал старой лопатой? Выкопал хлам?
— Нет... — Артур попытался поднять сломанную руку. — Нет. вы очень добры.
— Без проблем, — настаивал молодой человек.
Это удовольствие. абсолютное удовольствие.
— Он составит мне компанию, — заявила Кловер, широко раскрыв глаза, — в конце концов, у меня есть только золотая рыбка.
— Оставьте чертов сад в покое! — взревел Артур, и медсестра встревожено посмотрела на него.
Только я могу в нем работать.
— Извините, — пробормотал молодой человек.
— Он помешан на своем саде, — мягко сказала Кловер. Она бы разозлилась, но кто-то однажды сказал ей, что из-за гнева на лице появляются морщины. — Пусть все растет.
— Не все, — прошептал Артур.
— Но я ужасно хочу помочь, — воскликнул молодой человек.
— Вы можете помыть окна, — обещала Кловер.
Листья опали, когда Артур вернулся домой. Высокая трава в саду умирала; деревья были темными скелетами, стоящими на фоне мрачного неба, и каменная горка заросла сорняками в ожидании зимы.
Артур, еще не начавший ходить, был вынужден сидеть у окна и смотреть на запущенные владения. Трава много скрывала... но так ли это? Совесть может любого превратить в труса; также она может превратить умного человека в глупца. Артур не был умен, но начал задаваться вопросом, не позволил ли он чувству вины шутить шутки с его воображением. В конце концов, что такое палец или два, плюс старый кулак? Под такой кучей кирпичей Агата надежно погребена и по сей день. Боже милостивый, шесть месяцев или больше прошло с того дня — с маленького недоразумения, которое закончилось тем, что ее тело было сброшено в яму в саду. Весной, когда Артур снова сможет ходить, он подстрижет траву, поправит «каменный сад» и посмеется над этими нелепыми страхами.
Пришла зима. Выпал снег. Сад стал бескрайней равниной ослепительной белизны, за исключением каменной горки, которая выступала из снега, словно толстая женщина в белом платье. Артур хихикнул и вслух прошептал:
— Это задержит тебя. Заморозит твои кости и костный мозг. Заставит твой чертов язык свернуться. Больше никакого «гав-гав-гав».
Наступило Рождество, и он мог ходить, опираясь на две трости, пока Кловер организовывала, как она говорила, Святочный фестиваль. Она купила серебряную искусственную елку, гирлянду разноцветных огней и множество бумажных цепочек. Также она пригласила на Рождество молодого человека со спортивной машиной.
— Грегори, — объяснила она Артуру, которого начали одолевать скверные предчувствия, — очень помог, когда ты был в госпитале. Он очень одинок, и я думаю это правильно, что мы отплатим ему за всю его доброту.
— А ему уже не отплатили? — спросил Артур.
— Ты становишься противным. Совершенно противным и злым.
Она красиво плакала без слез, и Артур мог только просить у нее прощения, которое она, выждав достаточно времени, великодушно дала. Потом настал первый день Рождества, и приехал Грегори, который помогал на кухне, переполненный весельем и виски Артура.
— Не двигайтесь, — проинструктировал он Артура. — Мы с женушкой неплохо справляемся.
Артур зарычал и настоял на том, чтобы пройти на кухню, где он уронил горячую тарелку и разлил соус.
— Иди и сядь, — сказали они, и он знал, что они смеются над ним, греясь в теплом свете близости, из которой он был навсегда исключен. Он надулся, отлично зная, что так делу не поможешь.
— Чем-то расстроены? — спросил Грегори, и Кловер захихикала.
— Думаю, он хочет поиграть в саду.
— Там прохладно, старик. Не сможешь положить еще камней на свою каменную горку.
