— Пап… — умоляюще сказал Парк, делая шаг к нему. — Ей надо уехать. Ее отчим… Он…
— Он посмел ее тронуть? Если так, мы звоним в полицию.
— Он пишет ей послания.
— Какие послания?
Парк потер лоб. Ему не хотелось вспоминать эти надписи.
— Мерзкие.
— Она не сказала матери?
— Ее мама… Она не может ничего сделать. Я думаю, он ее бьет.
— Вот же мудила. — Отец глянул на ружье. Потом на Парка. Потер подбородок. — Так ты везешь ее к дяде. А он ее примет?
— Элеанора думает, что да.
— Не самый лучший план, Парк.
— Знаю…
Отец вздохнул и почесал шею.
— Но, видимо, — сказал он, — единственный из возможных.
Парк вскинул голову.
— Позвони, когда будешь на месте, — негромко сказал отец. — Отсюда прямое шоссе до Де-Мойна. У тебя есть карта?
— Куплю на бензоколонке.
— Если устанешь, остановись в зоне отдыха. И ничего никому не говори без необходимости. Деньги есть?
— Шестьдесят долларов.
— Вот… — Отец залез в банку из-под печенья и вытащил горсть двадцаток. — Если это не сработает, с ее дядей, не вези Элеанору домой. Вези прямо сюда, и мы подумаем, что делать.
— Ладно… Спасибо, пап.
— Не благодари пока. У меня есть условие.
Больше никакого макияжа, подумал Парк.
— Ты возьмешь фургон, — сказал отец.
Отец стоял на ступеньке крыльца, скрестив руки на груди. Разумеется, он вышел посмотреть. Словно судил чертов спарринг по тхэквондо.
Парк закрыл глаза.
Элеанора все еще там, в трейлере.
Элеанора.
Он завел фургон, плавно переключился на обратный ход, выехал с подъездной аллеи и включил первую скорость. А потом подал машину вперед. Мотор работал без перебоев.
Выходит, он все же умеет водить механику. Офигеть, господи боже.
Парк
— Ты как, в порядке?
Она кивнула и залезла в машину.
— Сиди пока на полу, — сказал Парк.
Первая пара часов запомнилась плохо.
Парк не привык водить фургон. Несколько раз машина глохла на светофорах. Потом, на шоссе, разделяющем штаты, он повернул на восток вместо запада — и потребовалось двадцать минут, чтобы вернуться назад.
Элеанора не произнесла ни слова. Просто смотрела вперед и обеими руками держалась за ремень безопасности. Он положил руку ей на колено, но она словно бы не заметила этого.
Они съехали с шоссе где-то в Айове, чтобы заправиться и купить карту. Парк зашел на бензоколонку. Он купил Элеаноре кока-колу и сандвич. А когда вернулся в фургон — Элеанора спала, привалившись к пассажирской двери.
Боже, попытался сказать себе Парк, она вымоталась.
Он забрался в фургон, вздохнул — и кинул сандвич на приборную панель. Как она может спать?!
Если сегодня все пойдет как надо, завтра утром он поедет домой. И, вероятно, теперь ему разрешат водить машину. И ездить, куда угодно. Но не было места, куда он захотел бы поехать. Без Элеаноры.
Как она может спать, когда до расставания остались считанные часы?
И как она может спать в такой позе?
Ее волосы рассыпались и растрепались. В этом свете они казались винно-красными. Рот был слегка приоткрыт.
Земляничная девушка.
Он вновь попытался припомнить тот первый день, когда встретил ее. Попытался понять, как это случилось — как она превратилась из незнакомки в единственного человека, который имел значение.
А еще Парк раздумывал: что, если он не повезет ее к дяде? А просто поедет дальше по дороге. Куда угодно.
Зачем так торопиться к дяде?..
Если уж жизнь Элеаноры так круто поменялась, почему бы ей не сбежать к нему? К нему, а не от него?..
Черт! Неужели так трудно проснуться?
Парк вел машину еще около часа, взбодренный кока-колой и грустными мыслями. А потом ночь начала бледнеть. Поблизости не было зоны отдыха, так что Парк съехал на гравий — на проселочную дорогу, отходившую от шоссе под прямым углом, как плечо.
Он отстегнул свой ремень безопасности, отстегнул ремень Элеаноры. Потом притянул ее к себе и опустил голову ей на макушку. Она до сих пор пахла как прошедшим вечером — потом, сладостью и импалой. И Парк плакал, уткнувшись в ее волосы, — пока не уснул.
Элеанора
Она очнулась в объятиях Парка. Это было сюрпризом. Она решила бы, что ей снится сон, но все ее сны были кошмарами: нацисты, плачущие дети, гниющие зубы, выпадающие изо рта. Элеаноре никогда не снилось ничего столь же прекрасного, такого чудесного, как Парк — сонно-мягкий и теплый. Очень теплый. Когда-нибудь, подумала она, кто-нибудь будет просыпаться так каждое утро.
