— Но другие — они вспомнили.
— Мифы о самих себе, которые они превратили в универсалии и верят, что это правда.
Данло снова напился и качнул головой.
— Нет, мастер, это не мифы.
Зондерваль застыл над Данло, как дерево, глядя на него сверху вниз.
— Должен тебе сказать, что в умственном отношении для меня нет ничего недостижимого. Если бы Старшая Эдца существовала как память, я бы непременно ее вспомнил.
Данло закрыл глаза, снова вспомнив гибель деваки и свое путешествие в Невернес через замерзшее море. Там он подружился с Хануманом ли Тошем и мастер-пилотом Бардо. Именно они трое стояли у истоков религии, возникшей из чудесного преображения Мэллори Рингесса в божество. Душой этой религии Данло считал процесс вспоминания Старшей Эдды.
Он сам не раз пил каллу, священный наркотик мнемоников, и погружался в холодное море наследственной памяти внутри себя.
— Вспоминать глубоко — это очень трудно, — сказал он. — Труднее всего во вселенной.
— Я слышал, что ты тоже пил каллу — и в итоге получил так называемое великое воспоминание. Быть может, тебе следовало бы стать мнемоником, а не пилотом.
— Я утратил свой мнемонический дар. Теперь я просто пилот.
— Пилот должен вести свой корабль среди звезд — иначе он ничто.
— Я пришел в Невернес для того, чтобы стать пилотом.
Зондерваль вздохнул и провел пальцами по своим золотистым волосам.
— Последние годы я слишком редко бывал в Невернесе, однако заметил, что там происходит. Не могу сказать, что мне это нравится. Мэллори Рингесса провозгласили богом, и его лучший друг основал церковь, чтобы ему поклоняться, а сын его тоже вступил на этот самый «Путь Рингесса». При этом половина Невернеса вдруг принялась вспоминать Старшую Эдду, чтобы приобщиться к божественному состоянию.
— Но я ушел из Пути. Мне никогда не хотелось становиться богом.
— Так ты не ищешь Старшую Эдду?
Данло потупился, глядя в фонтан.
— Нет, больше не ищу.
— И тем не менее ты искатель, так ведь?
— Я… дал обет отправиться в Экстр. И посвятил свою жизнь этому новому поиску.
Зондерваль отмахнулся, точно отгоняя докучливое насекомое.
— Все миссии похожи одна на другую. Не все ли равно, какова их цель, главное, что они дают таким пилотам, как ты и я, возможность отличиться.
— Вы говорите так, словно не надеетесь остановить взрывы звезд.
— Возможно, надежда была бы большей, если бы главой экспедиции выбрали меня, а не лорда Николоса. Но в конце концов это не столь уж важно. Звезды будут умирать, и люди тоже. Ты действительно веришь, что наш вид способен уничтожить всю галактику?
Данло надавил на шрам над глазом, борясь с приступом часто мучившей его головной боли. Подумав над вопросом Зондерваля, он ответил:
— Я верю, что все, что мы делаем, имеет значение.
— Это потому, что ты молод и полон страстей.
— Возможно.
— Я слышал, что в Экстре у тебя есть и собственная, личная цель.
Данло нажал на шрам сильнее.
— Задолго до того, как Архитекторы начали уничтожать звезды, они уничтожали друг друга. Война Контактов — вы ведь знаете, да? Они создали вирус, чтобы убивать друг друга, и этот вирус убил мой народ. Я буду искать планету под названием Таннахилл. Есть надежда, что Архитекторы знают средство от этой болезни.
— Я слышал, что такого средства не существует.
— Оно… должно быть. — Данло снова зачерпнул воды и поднес ее к глазу. Вода, медленно просачиваясь между ладонью и щекой, стекала обратно в фонтан.
— Твой отец тоже всегда верил в чудеса.
Данло отошел от фонтана и указал на звезды.
— Говорят, что отец всегда надеялся спасти звезды. Сейчас он где-то там — у какой-нибудь обреченной звезды, быть может. За этим он и улетел в Экстр. Он всегда мечтал исцелить вселенную.
— Твой отец, каким я его знал, даже сам себя не мог исцелить. Вечно его что-то мучило.
— Правда? Но есть ведь раны, которые исцелить нельзя?
— Ты, однако, не веришь, что они есть.
— Нет, не верю, — улыбнулся Данло.
— Ты намерен найти своего отца, пилот?
— Не-могу, же я бросить его одного, — сказал Данло, вслушиваясь в плеск воды.
— Стало быть, у тебя есть своя миссия внутри общей.
— Вы сами сказали, что все миссии похожи одна на другую.
