— Можно. На всем можно заработать… В особенности — на предательстве и доносительстве. Предательство и доносительство — выгодный товар в этом мире.
— И что же — он заработал?
— Нет.
— Почему?
— Зачем вам знать, — сказал я.
— А я знаю… Это вы не дали ему заработать. Ведь правда же?
— Это неважно, — сказал я.
— Это вы не дали ему заработать, — с каким-то непонятным для меня упрямством повторила Рита. — И он, этот… который… он предал нас бесплатно. Но для чего же он предал бесплатно? Я не понимаю…
— Просто — он учуял, что между вами любовь. Между вами и Андреем.
— Вы считаете, что между нами была любовь? — взглянула на меня Рита.
— Наверно, — не сразу ответил я. — Я так думаю… Андрей был одинок, и вы — тоже. Одиночество — это плохо и страшно. От одиночества можно защититься любовью. Только любовью, и ничем больше.
— Может быть, — сказала Рита. — Но все-таки — зачем же он нас предал… тот, который бесплатно? Я не понимаю…
— Люди ненавидят любовь, и стараются ее уничтожить… стереть. Всю свою жизнь люди, по сути, ничем более и не занимаются, как только тем, что уничтожают любовь.
— Почему? — спросила Рита.
— На этот вопрос не существует ответа, — сказал я. — Просто — люди ненавидят любовь.
— Когда есть вопрос, но не существует ответа, это называется философией, — сказала Рита.
— Может быть, — согласился я.
— Скажите, а как зовут того, кто нас… ну, предал? — спросила Рита.
— Зачем вам его имя? — взглянул я на неё.
— Я не знаю, — ответила Рита. — Просто мне нужно знать его имя. Для целостности картины…
— Их много — тех, которые предают, — не сразу ответил я.
— Вот как, — без удивления вздохнула Рита.
— Да, — сказал я. — Мыка, Медуза, Яков Ефимович, Моня, Вася Нечитайло, Валька Астролябия… Много…
— Имена-то какие…
— Какие люди, такие и имена.
— Вы очень похожи на него… на Андрея, — вдруг сказала она. — Чем-то очень похожи…
— Скажите, — спросил я, — а вы, как я понял, с ним уже виделись… после всего?
— Да, — ответила Рита.
— И — что же? — осторожно спросил я.
— Ничего, — сказала Рита.
— То есть? — все так же осторожно выговорил я.
— Вы знаете, что означает слово Зурбаган? — спросила Рита.
— Знаю, — сказал я.
— Это он рассказал вам… там… о Зурбагане?
— Да.
— Мы ехали с ним в Зурбаган, — сказала Рита. — Я — приехала, а он — отстал по дороге. Навсегда. И теперь я одна — в Зурбагане. Только и всего.
— Может, вам надо чем-то помочь? — спросил я после молчания, пристально глядя на эту рано и внезапно повзрослевшую девочку.
Мне вдруг показалось, что между нею и мной запросто могли бы возникнуть некие отношения. Не такие, разумеется, как между нею и Андреем, а — какие-то другие. Как, предположим, между двумя цветками, которые произрастают на одном и том же лугу. И эти отношения закрыли бы зияющую где-то в глубине меня смутную и тоскливую прореху, которую я постоянно в себе ощущал, и из-за которой мне жилось на свете неприкаянно и худо. Но вместе с тем я отчетливо понимал, что никогда никаких отношений между мной и этой девочкой быть не может из-за тысячи самых разнообразных, больших и малых, и всяких причин. И, стало быть, мне только и оставалось, что повторить свой вопрос:
— Вам надо чем-нибудь помочь?
— Нет, — просто сказала она. — Я пойду… можно?
— Разумеется, — сказал я. — Всего вам доброго.
— Вам — тоже, — сказала Рита. — И все-таки вы чем-то так на него похожи…
— Если оно и впрямь так, — сказал я, — то для меня это очень огорчительно. Потому что — ваш Андрей мне не понравился. Вот не понравился — и все тут. А вы мне — нравитесь.
Рита ничего не сказала, вздохнула и медленно пошла в сторону вокзала. Отойдя метров на тридцать, остановилась, обернулась и помахала мне рукой. У меня вдруг ни с того, ни с сего защипало в глазах…
***
…Вновь об этой истории мне напомнил Мыка. Он угодил в психиатрическую лечебницу. Он очень поправился, даже помолодел, у него просветленный и осмысленный взгляд. Меня Мыка признал и заявил, что как только его выпустят из лечебницы, он тут же сядет на поезд и уедет в город Зурбаган. «Начальник, — спросил меня Мыка, — ты знаешь, где находится город Зурбаган?» «Знаю», — ответил я.
