- Ты, сынок, - увещевал он равнодушного собеседника, - с первых же дней крепко держись за Асамиддина-ака. Постарайся стать старостой группы. С преподавателями будь предельно вежлив, они это любят.
Сомневаться не приходилось: для важного лица его чадо числилось в студентах еще до мандатной комиссии. Признаться, я был такого же мнения о своем племяннике, но ведь так думать у меня были все основания: Турсунбай сдал экзамены только на "отлично" и "хорошо", причем отличных оценок у него было больше.
- Мандатная комиссия, возглавляемая профессором Хакимовым... отхрипев, заверещал динамик, и моя соседка слева вновь разразилась рыданиями, а сын важного лица, словно нехотя, поднялся со скамейки и стал поправлять прическу.
- ...приглашаются: Улашев Мамарайим!..
Рядом раздался исполненный восторга крик, и "тракторист" - вот неожиданность! - со всех ног бросился к раскрытым дверям института. Кричал его младший брат, в то время как мать никак не могла поверить в выпавшее и на ее долю счастье.
Я напряг слух. Одного за другим выкликали по именам новоиспеченных студентов, и это продолжалось довольно долго, а кончилось тем, что динамик прохрипел: "Все". И умолк на целый год, до следующей мандатной комиссии. На важное лицо трудно было смотреть: на нем лица не было. Вскочив со скамейки как ужаленный, он бросился к телефонной будке.
Я и Турсунбай не проронили ни слова. Но если я потерял дар речи потому, что был ошарашен чудовищной несправедливостью, постигшей моего племянника, то он не проронил ни звука совсем по другой причине: в небе проплывал очередной самолет...
На следующее утро ваш покорный слуга явился на факультет невыспавшийся, но во всеоружии неопровержимых фактов, свидетельствующих о грубом нарушении мандатной комиссией действующих правил приема в вузы. Остаток вчерашнего дня и часть ночи ушли у меня на встречи со множеством людей, большинство которых составляли неудачливые абитуриенты и их родственники, а также на сортировку собранных сведений. Теперь я готов был предъявить мандатной комиссии два обвинения. Первое из них состояло в том, что оценки тех, кто не дождался вызова на комиссию, как правило, были выше оценок новоиспеченных студентов. Второе обвинение касалось вполне конкретного лица - председателя мандатной комиссии профессора Хакимова. Как я узнал от других членов комиссии, профессор вообще составил список кандидатов в первокурсники, не сверяясь с экзаменационными ведомостями.
Когда дошла очередь, я вошел в кабинет Хакимова, держа в уме вполне созревший план нашей беседы. С первого же взгляда лицо уважаемого профессора показалось мне не внушающим доверия, даже неприятным. Передо мной сидел не человек, а бесформенная глыба, колышащаяся при каждом движении, как прихваченный морозом студень. Там, где глыба была перетянута галстуком, начиналось обрюзгшее лицо с мясистым носом, увенчанное желтой, под стать студню, лысой макушкой. Увидев этого монстра, я еще больше утвердился в желании вывести его на чистую воду.
- Дело в том, что мой племянник получил на экзаменах две пятерки и четверку...
- Фамилия? - оборвал меня профессор.
- Халиков, Турсунбай Халиков.
Хакимов снял лист с верха высящейся перед ним на столе кипы бумаг и быстро пробежал его глазами. Наконец он нашел нужное и вновь взглянул на меня.
- Получи ваш племянник даже все пятерки, мы все равно не смогли бы его принять, - сухо произнес он.
- Мне известно, - дрожащим голосом произнес я,- что студентами стали даже круглые троечника.
- И что с того? - невозмутимо ответил он.
Вот когда пришел мой черед перейти в наступление по всему фронту. Я медленно взвесил в руке свою объемистую папку и спросил:
- Знаете ли вы, уважаемый профессор, что в этой папке?
- Вероятно, что-то вроде досье на меня, не так ли?
- Угадали. И я сейчас же отнесу этот материал куда следует.
- Вы уверены, что знаете, куда следует относить дезинформацию? улыбнулся мой собеседник. Я уже собрался ответить выпадом на выпад, но он внезапно предложил мне сесть и протянул скользкий, блестящий предмет.
- Это магнитный браслет, - пояснил он. - Вы, наверное, знаете, для чего он предназначен.
