Черный ангел засмеялся.
- А ты съешь оставшиеся лепешки и выпей всю воду. Это не бог весть какая еда, но все же... И уходи отсюда. А если кто спросит, скажешь бес попутал. - Он снова засмеялся, и продолжал уже серьезно: - Я не уговариваю тебя вернуться. Я знаю, что ты пройдешь свой путь до конца. В конце концов, ты, вероятно, прав, и то, что ты задумал, надо проделать. Но истязать-то себя зачем?
- Ты уже ответил на этот вопрос. Говоря твоими словами, я выдавливаю из себя человека. А если моими словами - готовлю себя к предстоящим испытаниям. Мой дух сейчас - это сплав с духом человеческим. Дух человеческий слаб. Я хочу укрепить его.
- Хорошо. Я ухожу. Прощай.
- Прощай, Черный ангел.
Ешу лег на камень, закутался как мог в накидку и закрыл глаза.
* * *
Симеон ждал. Он питался тем, что подавали сердобольные крестьяне из деревни неподалеку, спал на земле, не мылся и не расчесывался , и через сорок дней ожидания превратился в грязного оборванца, исхудал, уменьшился в размерах. Он отчаялся. Он думал, что Ешу умер от голода и жажды, ведь там, в пустыне, некому подать ему хлеба и воды... Но Ешу сказал, чтобы он ждал сорок дней и Симеон стоически выполнял волю учителя.
И вот на закате сорокового дня, глядя вдаль сквозь наворачивающиеся слезы, Симеон заметил маленькую фигурку. Кто-то брел, спотыкаясь и падая. Симеон издал торжествующий вопль и бросился навстречу. Два раза он упал, разодрав в кровь колени и руки. Он задыхался. Он рвал на себе одежду. Он бежал и бежал, и ему вдруг показалось, что придется бежать вечно. С ноги слетел сандалий, но Симеон не остановился, продолжая бежать, раня ногу об острые камни. Наконец до идущего навстречу осталось совсем немного. Это был Ешу, тощий как смерть. Он поднял руку, приветствуя Симеона и без сил повалился на песок. Симеон подбежал и упал рядом. Размазывая по лицу слезы, он повторял, задыхаясь:
-Это ты... Это ты... Это ты...
Ешу открыл глаза, улыбнулся и сказал еле слышно:
- Это я, мой первый и единственный... пока... ученик...
В этот вечер крестьяне близлежащей деревни стали свидетелями удивительного зрелища: два человека, оборванные, отощавшие, почерневшие, грязные, с трудом шли, поддерживая друг друга. Один из них, тот что поменьше, был еле жив. Второй - его в деревне знали - светился счастьем и глухо твердил одно и то же:
- Это мой учитель... Его зовут Ешу...
Тот что поменьше уже не мог идти, и тогда Симеон поднял его на руки и пошел дальше. К ним подбежали женщины, кто-то принес кувшин козьего молока, кто-то - лепешку. Ешу уложили прямо на землю. Симеон бегал вокруг, заламывал руки и повторял:
- Он постился сорок дней. Он умирает от голода.
Ешу пришел в себя, выпил несколько глотков молока, пожевал маленький кусочек хлеба и сказал:
- Спасибо, добрые люди. Мне сейчас нельзя много есть и пить.
Мужчины перенесли Ешу в сарай во дворике ближайшего дома, уложили на топчан и он забылся сном.
* * *
- Я видел его.
- И как он?
- Голоден. Грязен. Обожжен солнцем. Непреклонен.
- Естественно. А ты бы предпочел, чтобы он отрекся от своей идеи?
- Честно говоря, не знаю. Иногда мне хочется, чтобы отрекся, иногда - нет.
- Это на тебя похоже.
- А ты?
- Я полагаю, вмешиваться не стоит. Пусть делает свое дело.
- Да делает - то пусть. Толку от этого - чуть, вот что меня смущает. Плодами его трудов воспользуются проходимцы. Его учение извратят так, что он сам его не узнает. И потом, ты ведь знаешь, что он от нас требует - предоставить людей самим себе.
- Не огорчайся. Предоставим. Посмотрим, что из этого выйдет.
- Но обещания нужно выполнять. Если уж предоставим, так полностью. Ты понимаешь, что это значит?
- Понимаю. Выход прост. Он настолько прост, что я не понимаю, почему ты не можешь его найти. Он лежит на поверхности. Ну подумай же, подумай!
- Подумай. Я этот выход и сам вижу. Но мне не хочется терять Эксперимент. Отдать Эксперимент в его руки... Не знаю, не знаю... Так ведь он может добраться и до других Экспериментов... Пусть он не будет вмешиваться, но ведь только до поры - до времени. Настанет день, когда он просто не сможет не вмешаться, и что тогда будет - не знаю.
