– Простите? – нахмурилась Лилит, взглянув на краснокожую кассиршу.
– Ишь ты, еще и хамить пытается, малолетняя дрянь! Оплачивать, кто будет твою куриную слепоту? – кричала она, совершенно не отказывая себе в выражениях.
– Мадам, мадам! – улыбнулся Левиафан. – Ну, зачем же Вы так? Ваш тон совершенно не приемлем! Сейчас мы все оплатим! Не стоит так переживать, мы же не Вашего сына убили, а всего лишь бутылку разбили! А вот Вам бы, как более взрослому и мудрому человеку, не стоило употреблять столь грубые слова по отношению к девушке, тем более она извинилась! А то получается, она более спокойна и рассудительна, чем Вы! Сколько мы Вам должны за эту бутылку, которая так сильно ранила Ваше большое доброе сердце?
И кассирша и Лилит опешивши, смотрели на улыбчивого Левиафана с толстым кошельком в руках.
Через десять минут он уже спокойно загружал все в машину. Лилит стояла рядом, и была слегка расстроена, что какая-то обиженная жизнью толстая тетка испортила ей настроение, и хорошо, что Левиафан вставил свое слово, а то неизвестно, сколько бы еще гадостей обезумевшая кассирша наговорила бы.
Он, напевая себе под нос песенку, преспокойно распихивал продукты по багажнику, то и дело переставляя туда-сюда зеленую пальму. Лилит села в машину, и пристегнувшись, уставилась вперед.
– Так сильно она тебя расстроила? – спросил Левиафан, сдавая назад, разглядывая внутри, что происходит в заднем стекле снаружи.
– Нет. Я просто в шоке! – тихо ответила Лилит. – Неужели можно так распсиховаться из-за одной разбитой бутылки, и то не ее? И вообще, надо было позвать менеджера! Какое она имеет право так оскорблять меня?
– Да, кто сказал, что она имеет право? В любом случае, ты неправильно на нее реагируешь!
– В смысле? – удивилась Лилит, взглянув на него.
– В очень простом и ясном. Ты слишком близко воспринимаешь ее слова, а зачем ты это делаешь? Мало ли какой урод что тебе скажет. Вены резать остается? Когда я встречаю таких людей, мое сердце искренне радуется. Ведь сама жизнь обидела этих людей, и зависть живет в их головах, злость, которой позавидует любая сторожевая собака, так и роется по всему организму. И вот злость и зависть, вдвоем засоряют тело, включая мозг, своими отходами, которые потом вот таким вот способом выплескиваются на окружающих людей. Так что отряхни с себя ошметки мерзости и забудь. Посмотри на пальму, зеленый успокаивает! – улыбнулся Левиафан, погладив расстроенную девушку по колену.
Ближе к вечеру он сообщил, что ему нужно кое-куда уехать и попросил присмотреть за пальмой. Как только дверь захлопнулась за ним, Лилит перевела глаза на дерево.
– Привет, палено! – сказала она, улыбнувшись. – Вот тебе наплевать, как тебя обозвали, поленом или стройняшкой, не потому, что ты тупое полено, а потому что тебе все равно, ты само знаешь, что ты или кто ты! А это «чудо» в магазине испортило мне настроение на весь день! И было бы из-за чего! Из-за бутылки!
Левиафан поджидал пухлую кассиршу около магазина, томно разглядывая темноту сквозь лобовое стекло. Он не знал, во сколько именно закончится смена, но знал, что к полуночи все продавщицы поменяются.
И вот, со стороны запасного выхода выкатилось округлое тело на коротких ножках, в сапогах и пальто, волосы прикрывала шаль. Но злость на лице ничего не могла спрятать. Судя по всему это выражение ее вообще никогда не покидало. Неужели комфортно существовать подчиняясь одной лишь злости?
Округлое тельце покатилось к мосту. Левиафан вышел из машины и бесшумно пошел за кассиршей. Через пару минут он нагнал ее, зажал рот и затащил в темный угол здания. Она пыталась кричать, мычала и хлопала узкими глазами. Вампир улыбнулся, вглядываясь в небесно-голубой цвет глаз.
– Тихо, тихо… тихо! – прошептал он, поправляя растрепавшиеся волосы из-под шали. – Если ты пообещаешь, что не будешь кричать, то я уберу руку ото рта.
Кассирша замотала одобрительно головой и захлопала глазами. Она явно узнала молодого человека и перевела дух, рассматривая его бесподобную красоту.
– Ты только ничего не говори, ладно? – поморщился он, убирая руку от ее рта. – Я сам все скажу. Весь сегодняшний день я объяснял девушке, которая нечаянно разбила бутылку, что на таких как ты не стоит даже внимания обращать. Раз на вас даже жизнь не обращает внимания, то людям и вовсе не к чему. А она была такая расстроенная, что даже пальма не смогла развеселить ее… Так вот, я – засранец на самом деле. Я объяснял то, чего сам не умею делать. Я не могу не обращать внимания на таких, недовольных жизнью людей, как ты. Сколько бы ни пытался, сколько бы ни старался, не могу пройти мимо. Ты даже не представляешь, какое это удовольствие вытряхивать наружу перед вами ненавистную жизнь, а потом отнимать ее. Причем за столь короткий срок вы начинаете понимать, что жизнь-то оказывается все-таки ценная штука, вот только уже поздно. Сегодня, как только я увидел твое лицо, сразу же понял, что ты мой пациент! Ну что ж, приступим к терапии? – Левиафан вопросительно поднял брови и вцепился зубами в запястье кассирши, другой рукой снова зажимая ей рот.
