Для ночного времени и уличных фонарей также не было проблемой принарядить бардак природной красотой. И какая ведь кому разница, кто в чем одет и где у кого беспорядок? Это сугубо личные проблемы каждого человека.
Лилит никогда не обращала внимания на его одежду, и он старался поступать также по отношению к ней, разве, что только восхищаться. Такая смиренная гадость, названная правилами приличия, стандартность и банальность, типа «черный низ, белый верх». Ведь главное, чтобы было удобно и комфортно. Но слово «комфорт» в наши дни почти забыто. Сейчас, главное, чтобы было лучше, чем у всех, и плевать на то, что в этом невозможно ходить, и, например, по вечерам на ногах сверкают кровавые мозоли. Стадное чувство: одна овца или баран белый, значит, я должен быть белее, и неважно, что я должен лезть в воду, которой боюсь больше всего на свете.
А вот надевая белый низ и черный верх, надо быть готовым к проклятьям и различного рода обвинениям. Это значит быть одному против стада, значит готовиться к тому, что могут затоптать, забодать и запачкать моральной грязью. А от дурной славы отмыться тяжелее всего, хоть и очень хочется. И лишний раз приходится задумываться, а хочется ли снова удариться головой о твердую стену из баранов, одеваясь как нравится и как удобно, или надо подчиниться дурацкой цивильности «белого верха и черного низа»?
Потом, так называемые высокоморальные люди, одевшиеся с утра для выхода в «высший свет», валяются грязные и пьяные в метро, или кроют матом бабушку, которая попросила уступить ей место. Подделка, жалкая подделка красоты общества. И все, как умалишенные, несутся за этой подделкой, хотят стать ее частью, большей частью и наслаждаться этим жидким месивом, в котором уже перетопталась не одна тысяча людей.
Но к счастью находятся некоторые, кто не боится баранов и считает себя не чистейшей овцой, а пастухом. А пастух у стада один, и он в любом случае индивидуален, в отличие от баранов и овец. Он не облачается в белую шерсть, а идет, в чем ему нравится идти. Между тем, овцы и бараны дерутся, кто из них лучше, забывая о том, что они одинаковы. Найти между ними разницу равносильно тому, чтобы найти разницу между двумя заглавными буквами «В». Даже у близнецов больше отличий, чем у «членов» стада.
Левиафан помог Лилит выйти, припарковавшись около огромного здания, которое чуть ли не насквозь светилось неоновыми вывесками, блестящими лучами и разноцветными огоньками. Около входа в клуб, как всегда, толпились небольшие кучки людей. Из здания доносилась громкая музыка, из стоящих рядом машин также тарахтела музыка, у всех разная.
Левиафан взял Лилит за руку, и они пошли к клубу. И все началось как обычно, то почему они так соскучились. Пылкие взгляды, страстные вздохи, тихие проклятья, безумные желания, гнусавые перешептывания. Их двоих, неважно, что было на них надето, всегда можно было отделить от толпы по божественным лицам, словно два ярчайших луча в не просветной мгле.
В здании было два этажа. Везде слонялись люди, бегая за алкоголем, за кальянами, в туалеты и просто друг за другом.
– Первый этаж? Второй? – спросил вампир, наклонившись к ее уху.
Лилит огляделась, первый этаж ее не привлекал отсутствием некоторых аксессуаров и большим количеством людей.
– Второй. Второй всегда лучше, чем первый. Даже два лучше, чем один. – Улыбнулась она.
Левиафан галантно поцеловал ей руку и повел к винтовой лестнице.
На втором этаже действительно было лучше. Там стояло множество столов с мягкими креслами и настольными лампами, которые, как показалось Лилит, имели очень интересные формы. Лампа была сантиметров пятьдесят – семьдесят в высоту, в форме змеи, извивающейся вокруг маленького бансая, а в открытой змеиной пасти торчали длинные и острые зубы, как у Левиафана. И каждая змея держала привязанное на веревке сердце, именно внутри него светилась лампочка, заливающая стол красным светом.
Лилит тут же скосила на стоящего рядом Левиафана. Он улыбался и впитывал в себя атмосферу, как опытный серпентолог.
– Ох, Лилит! Мы тут в змеином царстве! Ты должна чувствовать себя здесь, как дома, в родном террариуме с братьями и сестрами! – Левиафан осматривал каждую настольную лампу и явно был в восторге от увиденного, и от того, что это увидела Лилит.
