Экспедиция в Западную Европу Сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова - страница 66

Пріѣхали мы на полчаса позднѣе Сандерса и Мифасова. То есть, пріѣхалъ я почти одинъ, потому что отъ большого могучаго Крысакова осталась одна оболочка, которую я, какъ пледъ, перекинулъ черезъ руку, выходя изъ лодки.

Нужно было три дня, чтобы набить эту опустевшую оболочку пищей и чтобы эта оболочка приняла нѣкоторое подобіе контуровъ прежняго Крысакова.

Очнувшись, онъ протянулъ мнѣ слабую руку, и первыя слова его были таковы:

— Теперь вы можете представить, какъ я васъ люблю, если согласился, ради васъ, на такую штуку!

— Спасибо, — добродушно сказалъ я. — Обѣщаю вамъ, что первую попавшуюся картинную галлерею исхожу съ вами вдоль и поперекъ…

Прощай прекрасный Неаполь!.. Мы уѣзжаемъ.

Заключительный Неаполитанскій аккордъ былъ таковъ: собираясь ѣхать на пристань, мы съ Сандерсомъ наняли извозчика; сѣли, тронулись.

Меланхоличный Сандерсъ, бродя разсѣяннымъ взоромъ по окружающему, увидѣлъ на стеклѣ таксометра нашего извозчика какую-то маленькую прилипшую бумажечку, въ полтинникъ величиной; отъ скуки онъ сталъ пальцемъ соскабливать ее. Бумажечка сейчасъ же отклеилась и — о чудо! Подъ ней на таксометрѣ красовалась цифра — 2 лиры!

Мы только что тронулись и, поэтому, съ насъ могло слѣдовать не болѣе двадцати чентезимовъ…

— Стой! — заорали мы. — Это что такое? Откуда у тебя двѣ лиры?

Извозчикъ сразу прикинулся непонимающимъ по-французски (въ Италіи почти всѣ говорятъ довольно сносно по-французски) и сталъ что-то объяснять намъ, спорить, кричать.

Бѣдняга не зналъ нашей системы. Мы сразу подняли такой вой и крикъ, что сбѣжалось полъ-Неаполя.

— Въ полицію! — ревѣлъ я. — Къ консулу! Телеграмму посланнику!! Разбойники!..

— Стрѣляйте въ него, — кричалъ Сандерсъ. — Гдѣ вашъ ножикъ? Насъ грабятъ!!

Извозчикъ обрѣлъ неожиданный даръ французской рѣчи. Подобострастно вскочилъ, низко кланяясь, перевелъ механизмъ таксометра, и мы, сразу заговоривъ обыкновенными спокойными голосами, двинулись, подъ восторженные клики собравшейся толпы.

Больше всѣхъ былъ въ восторгѣ нашъ возница. Онъ смотрѣлъ на насъ съ восхищеніемъ, оборачивался, хлопалъ меня по колѣнкѣ и говорилъ:

— Добрый синьоръ руссо — умный, понимающій человѣкъ. Онъ прекрасный чудесный путешественникъ и пусть онъ не сердится на Беппо. Ну, вышла маленькая ошибочка — чего тамъ… Хе-хе.

Мы пріѣхали на пристань.

Правду говоритъ пословица: «кто на морѣ не бывалъ, тотъ горя не видалъ», — пароходъ задержался съ погрузкой, и намъ пришлось ожидать четыре часа.

Всякій развлекался какъ хотѣлъ: Крысаковъ ѣлъ, Сандерсъ спалъ, а мы съ Мифасовымъ бросали въ воду серебряный монеты. Нѣсколько юркихъ мальчишекъ бросались за ними съ пристани, ныряли и доставали со дна. Были изумительные искусники.

Какой-то нѣмецъ тоже бросалъ монеты, но, какъ человѣкъ экономный, не желающій даромъ тратить денегъ, онъ — или забрасывалъ монету за двадцать метровъ отъ намѣченнаго ныряльщиками мѣста или старался попасть ныряльщикамъ въ голову…

Прогудѣлъ уже второй гудокъ, и въ это время на пристани показался Габріэль. Онъ долго отыскивалъ насъ глазами, а найдя — закричалъ, заплясалъ и сталъ посылать намъ воздушные поцѣлуи.

— А, что, господа, — сказалъ Мифасовъ. — Можетъ быть, онъ всюду увязывался за нами не изъ-за выгоды, не изъ-за денегъ, а просто потому, что искренно полюбилъ насъ. А мы не понимали его, гнали, унижали и не замѣчали.

Это было совершенно новое освѣщеніе поступковъ Габріэля. Мы наскоро сложились, завернули въ бумагу нѣсколько лиръ и бросили это сооруженіе Габріэлю.

И за этимъ послѣдовалъ не дождь, а цѣлый ливень воздушныхъ поцѣлуевъ… съ обѣихъ сторонъ.

— Прощай, Габріэль! Кланяйся изсохшему Помпейскому человѣку! Поцѣлуй отъ насъ мартаделлу.

Бѣдный, милый Габріэль!.. Прощай. Ты вѣдь никогда, никогда, вѣроятно, не узнаешь, что я, гдѣ-то въ далекой Россіи, вспоминаю о тебѣ въ книгѣ, написанной непонятнымъ тебѣ, кромѣ слова «купаться», языкомъ и напечатанной непонятными буквами.

— А братья есть у васъ?

— О, да. Семь милліоновъ, три милліона и четырнадцать съ половиной.

— Простите… что вы такое говорите?

— Въ этихъ суммахъ выражается состояніе каждаго изъ нихъ! Трое.