— И что это будет за школа?
— С преподаванием на английском, — быстро произнес Декстер, словно заранее продумал ответы на любые вопросы. Да, он неплохо подготовился, прямо-таки по полной программе! И даже составил список предстоящих доходов и расходов. Экий романтик! — Причем платить за нее будет фирма.
— А это хорошая школа?
— По-моему, частный банковский капитал с самыми высокими доходами на планете способен позволить себе приличную школу. Или две.
— А вот от саркастических замечаний ты мог бы и воздержаться. Я задаю самые обычные вопросы насчет образования наших детей и будущего жилища. Конечно, это совсем незначительные моменты, маловажные.
— Извини.
Кэтрин позволила Декстеру несколько секунд помучиться угрызениями совести, прежде чем снова приступила к расспросам.
— И сколько мы будем жить в этом Люксембурге?
— Контракт на год. С продлением еще на один и с повышением зарплаты.
Она внимательно просмотрела его список, дошла до последней строки: чистые сбережения почти в двести тысяч за год. Чего? Евро? Долларов? Ладно, не важно.
— И что потом? — спросила Кэтрин, немного оттаяв при виде последней цифры. Она-то уже давно смирилась с мыслью, что они вечные банкроты и это навсегда. Но теперь все выглядело так, словно это «навсегда» наконец кончилось.
— Понятия не имею.
— Чудный ответ.
Он подошел к разваливающейся кухонной стойке и обнял Кэт сзади, сразу изменив тон разговора.
— Вот таким образом, Кэт, — сказал он, и она ощутила его горячее дыхание на шее. — Совсем иначе, чем мы себе представляли, но это так.
На самом деле именно так они себе и представляли свое будущее: начать новую жизнь за границей. Им казалось, что они многое пропустили, не получили неких важных и интересных впечатлений, и оба в силу тех или иных обстоятельств вечно пребывали в затруднениях, не возникавших в их беспечной юности. И теперь, ближе к сорока, они все еще жаждали получить недополученное, все еще считали это возможным. Или, скажем, никогда не позволяли себе думать, что это нереально.
— Мы справимся, — тихо сказал он, дыша ей в шею.
Она положила нож на доску. Прощай, оружие. Ничего, не в первый раз.
Они допоздна обсуждали этот вопрос, уже серьезно. Выпив перед этим вина. Или настолько серьезно, насколько были способны — поздняя ночь, оба слегка под мухой. И пришли к единому мнению: хотя оба не имеют ни малейшего понятия, насколько это трудно — переехать в другую страну, убраться вон из Вашингтона им будет легко.
— Но почему именно в Люксембург? — спросила она. Чужие страны в ее представлении выглядели, как Прованс или Умбрия, Лондон или Париж, может быть, как Прага, Будапешт или даже Стамбул. Романтические места, куда они — да и вообще все люди — хотели бы поехать. Люксембурга в этом списке не было, да и не только в этом. Никто не мечтает жить в Люксембурге.
— А ты, случайно, не знаешь, — спросила она, — на каком языке там говорят?
— Он называется люксембургским. Это диалект немецкого с французскими заимствованиями.
— Не может быть!
Он поцеловал ее в шею.
— Может. Но там говорят и на немецком, на французском и на английском. Это такое международное сообщество. Так что вовсе не нужно учить этот люксембургский диалект.
— У меня же рабочий язык испанский. И еще я год занималась французским. Но свободно говорю только по-испански.
— Не беспокойся. С языком никаких проблем не будет.
Он снова поцеловал ее, провел рукой по животу, потом чуть ниже и начал задирать ей подол. Дети были в гостях у своих друзей.
— Доверься мне.
Кэтрин видела их множество раз — в международных аэропортах, с горами дешевых чемоданов; эти лица со смешанным выражением беспокойства и обалдения, этих вымотанных, уснувших детишек, этих папаш, тискающих в ладонях пачки красных или зеленых паспортов, резко отличавшихся от американцев, чьи паспорта были синими.
Это были иммигранты, они вселялись в страну.
Она видела, как они вылетали из аэропорта в Мехико-Сити, приехав туда на автобусе из Морелии или Пуэблы, или же пересаживались там, прибыв авиарейсами из Кито или Гватемала-Сити. Она видела их в Париже, когда они прибывали туда из Дакара, Каира или Киншасы. Она встречала их в Манагуа и в Порт-о-Пренсе, в Каракасе и Боготе. Куда бы ее ни заносило, она видела, как они отъезжали.
