- Нет, мы уже покончили с делами. Кэтрин получила направление в Ган-Дафну.
- Это прекрасно. А я подумал, что было бы неплохо походить с Китти по Меа-Шеарим, когда наступит суббота.
- Прекрасная мысль, Давид.
- Тогда пошли. Вы тоже пойдете с нами, Харриэт?
- Да ты что? В мои-то годы таскаться по городу! Ровно через два часа ты приведешь Китти ко мне домой; она сегодня обедает у меня.
Китти встала, поблагодарила старушку, попрощалась с ней и повернулась к Давиду. Он не сводил с нее глаз.
- В чем дело, Давид? Что-нибудь случилось?
- Нет, это я просто потому, что никогда не видел вас по-настоящему одетой. Вы выглядите великолепно. - Он смущенно посмотрел на свою собственную одежду. - Мне вряд ли стоит показываться в таком виде рядом с вами.
- Чепуха какая-то! Я просто оделась получше перед тем, как отправиться на прием к начальству.
- Шалом, дети, и до свидания.
Китти была очень рада, что Давид пришел за ней. С ним она чувствовала себя лучше, чем с любым другим евреем. Они вышли из здания Поселенческого общества и пришли на улицу Пророков. Китти взяла Давида под руку, но он был так поглощен всем что их окружало, что казалось будто не она, а он впервые знакомится с городом. Он каждый раз словно заново открывал этот город и радовался всему, как дитя.
- Хорошо быть снова дома, - сказал он. - А как вам нравится мой город?
- У меня просто нет слов. Он производит подавляющее, чуточку даже пугающее впечатление.
- Точно. Именно такое впечатление Иерусалим производит и на меня с тех пор, как я себя помню.
- Очень мило с вашей стороны, что вы уделяете время мне, а не своей семье.
- Мы еще не все собрались. У меня шестеро братьев. Большинство в Пальмахе. Я самый младший в семье, поэтому мы все соберемся в честь моего возвращения. Только один из братьев не придет... надо будет встретиться с ним один на один.
- Он что же, болен?
- Нет, он террорист. Он пошел к Маккавеям. Мой отец не пускает его через порог. Он все время с Бен Моше, одним из вождей Маккавеев. Бен Моше был когда-то моим преподавателем в университете. - Давид остановился и показал рукой на гору Скопус, по ту сторону долины Кедрона, где за медицинским центром Гадасы виднелись какие-то здания.
- Вон там университет.
- Вы, конечно, сильно тоскуете по нему.
Да, конечно. Когда-нибудь я буду снова учиться.
Когда начало темнеть, раздался хриплый звук горна.
- Шабат! Шабат! - громко возвестил кто-то на улице. По всему Иерусалиму раздавались звуки древнего рога. Давид надел ермолку и повел Китти на улицу Меа-Шеарим - Ста Ворот, - где жили крайне религиозные евреи.
- Вот здесь в Меа-Шеарим вы сможете увидеть в синагогах, как люди молятся самым различным образом. Некоторые из иеменитов покачиваются во время молитвы в точности так, как если бы они ехали верхом на верблюде. Это была своего рода реакция на то, что им запрещалось сидеть на спине верблюда, чтобы их головы, не дай бог не возвышались над головой какого-нибудь мусульманина.
- Да что вы говорите!
- Или возьмите потомков испанских евреев... Во времена инквизиции они под страхом смерти должны были подвергнуться крещению и стать католиками. Они произносили вслух латинские молитвы, а под конец про себя произносили еврейскую молитву. Они и сейчас не произносят конец молитвы вслух.
Когда они вошли на улицу Меа-Шеарим, Китти была прямо ошеломлена. По обеим сторонам улицы шли двухэтажные каменные домики с богато разукрашенными чугунными решетками на балконах. Мужчины носили бороды и пейсы; на голове у них были шапки, отороченные мехом, а одеты они были в длинные, черные сатиновые кафтаны. Тут же были иемениты в арабских одеждах, и курдские, бухарские, персидские евреи, одетые в пестрые шелковые халаты. Все шли из бани, где они совершили ритуальное омовение; походка у всех была торопливая, покачивающаяся, словно они уже успели погрузиться в молитву.
Прошло несколько минут, и улица опустела: все вошли в синагоги. Это были небольшие строения, - порой просто помещения, - и их было по несколько штук в каждом квартале. Тут были общины из Италии и Афганистана, Польши, Венгрии и Марокко. Вся улица гудела от молитвенных субботних напевов, от громких восклицаний, входящих в экстаз хасидов. Женщинам не разрешалось входить в синагоги, поэтому Давид и Китти должны были довольствоваться тем, что заглядывали через забранные чугунными решетками окна.
