- А ты как здесь?
Хотя до этого не видел меня ни разу.
Режиссер Луков, поддерживающий актеров своей юности (а "Большая жизнь" была одним из ярких взлетов режиссера), пригласил меня - ассистента - и сказал: "Заходил Петя Алейников, просил занять его в картине. Он после операции - удалили легкое... Вызови его, попробуй на роль отца нашей героини".
Я выполнил указание шефа, но грим для фильма "Цена человека" не получился: как ни старались гримеры, перед нами представал не отец героини, а состарившийся худой, сморщенный паренек. Роль - не случилась.
Как мы "улучшали" Эйзенштейна
После закрытой в производстве (из-за моего недовольства работой маститого оператора Яковлева, утратившего с возрастом львиную долю навыков) картины "Отцовский пиджак" ставить мне на "Мосфильме" не давали. Выйти из этого тупика помог мой отец: он обратился за помощью к зампреду Совета министров Д. Полянскому, с которым познакомился на одном из "кукурузных обедов", куда приглашали писателей в те времена, когда считалось необходимым пропагандировать кукурузу. Папа позвонил помощнику, был принят Полянским и рассказал о несправедливости, случившейся со мной на студии. На мое везение, зампред видел по телевизору короткометражку "Ожидания", и все мгновенно решилось. Последовало указание председателю Госкино Романову, а далее - все "табу" на меня снимались по инстанциям. Но пока отец, Георгий Марягин, дозревал до своего поступка, сын, Л. Марягин, ходил в безработных, и директор 1-го творческого объединения, тот же К.И. Ширяев, что в свое время взял меня в телеобъединение, предложил помочь Григорию Васильевичу Александрову, приступившему в то время к восстановлению картины "Октябрь".
Александров - соратник и сорежиссер Эйзенштейна, постановщик "Веселых ребят", "Волги-Волги", "Цирка", - интересно поработать рядом!
И вот я в кабинете Александрова на студии. Григорий Васильевич разглаживает мощные седые брови, открывает кейс-атташе (большая редкость по тем временам), извлекает термос с кофе, галеты, сигары и, отпивая из раскладного стаканчика, объясняет мне первый этап работы:
- У меня восемь копий "Октября", я собрал их, объехав все фильмотеки мира, чтобы восстановить первоначальный вариант фильма. Ваша, Леня, задача - отсмотреть их и отметить все кадры, недостающие в советском варианте.
Потянулись километровые просмотры, в результате которых выяснилось, что госфильмофондовский вариант самый полный, о чем я с растерянностью доложил Александрову. Мне казалось, что он будет очень недоволен результатом моих изысканий, но Григорий Васильевич затянулся неизменной сигарой и легко резюмировал:
- Тем лучше. Значит, мы теперь полностью уверены, что располагаем всем материалом фильма "Октябрь".
- Как материалом? - вырвалось у меня.
- Материалом, - подтвердил Александров и вытащил из кейса два желтых кодаковских конверта из-под фотобумаги. - Вот здесь записи Эйзенштейна о том, какой должна быть картина при доработке. Мы кончали "Октябрь" в спешке, к юбилею, и многое не успели сделать. Разве вы не заметили повторы кадров, дубли, поставленные в картину?
Я сделал вид, что заметил, не смея признаться в собственной поверхностности.
- Изучите записки и вместе с Эсфирь Вениаминовной, - так звали монтажера, - устраните длинноты.
Тут уж я не смог "сделать вид". Представляю себе, как выглядело мое лицо со стороны.
- Я?!
- Да. Вы. Я вам доверяю. - И Григорий Васильевич вручил мне конверты.
Записки носили самый общий характер, и нужно было иметь огромное нахальство, чтобы уродовать на их основании фильм. Мои размышления у монтажного стола вместе с Эсфирь Тобак ни к чему не привели. Она работала с самим Эйзенштейном, считала все, что тот делал, каноническим и любое, самое осторожное предложение встречала в штыки. Тогда на выручку пришел сам Александров.
- "Октябрь" не влезает в длину современного киносеанса, нужно убрать 20 минут, - с обезоруживающей простотой сказал он, - лучше от начала, там, где у нас очень подробная экспозиция.
То, что вызывало священный трепет у меня, не представляло сложности для Григория Васильевича. Он попросил поставить сзади в монтажной персональный письменный стол с городским телефоном и в перерывах между часовыми разговорами с ЦК, Академией общественных наук, Комитетом борьбы за мир, с консультантами из разведки (по будущей картине "Скворец и Лира") и еще бог знает с кем (выяснилось, что кроме "Мосфильма" он работал еще в пяти учреждениях) приказывал:
